Кондитерская "Запределье" - Фан-Клуб Ли Пейса

[Осьминогий лось]

я тут немножечко выложу свой фик
он короткий
и, на самом деле, факир был пьян, и фокус не удался

я не знаю, нравится ли мне Трандуилище

а ещё иногда (вернее почти всегда) на хббт-фесте такие заявки, что волосы дыбом и бесконечный ступор
но мы не ищем лёгких путей и радостно вступаем то в партию, то ещё куда

5.5-1. Трандуил/Леголас. Леголасу нравится раздевать Трандуила. Акцент на сам процесс.
Сначала стянуть щегольские сапоги на каблуках. Как он умудряется на них ходить, да ещё делать это столь изящно, ради всех валар, как? Леголас не однажды пробовал повторить отцовскую походку, в детстве он часто утаскивал сапоги и ковылял в них по всему дворцу. Когда вырос, эта забава ему наскучила, да и понимал принц, конечно, что ничего у него не получается, смирился уже.
Сапоги осторожно поставить рядом с постелью и продолжить процесс разоблачения короля. От сапог совершенно нелогичный переход к шее, Леголас никогда не мог сосредоточиться на чём-то одном и выполнять свои действия последовательно. В силу максимализма своей пылкой натуры вечно перескакивал от одного к другому.
Изумительная гордая шея, тонкая едва видная жилка. Сейчас эта шея беззащитно закинута, если на ней есть платок, бережно, едва касаясь пальцами, развязать узел, стянуть его с умопомрачительной шеи, тоже аккуратно сложить подле королевского ложа. Но платка сейчас нет, значит надо приступить к расстёгиванию пуговиц. Их на эльфийской одежде всегда было много, а король любил эту деталь туалета особенной нежной и трепетной любовью.
Для того чтобы расстегнуть их все по очереди и не поддаться желанию просто оторвать досадную помеху необходима изрядная доля терпения. "Что же, умение сосредоточиться - неплохой козырь для лучника" - привык мысленно утешать себя наследный принц, и видит Эру, у него хорошо получается сдерживать резкое нетерпение. Он поочередно расстёгивает каждую пуговку, бережно вынимает их из тугих петелек.
И вот одеяние эльфийского владыки с тихим шорохом соскальзывает на пол. По уму его бы тоже сложить аккуратно, разгладить каждую складку, но всякому терпению есть предел, и Леголас просто отпихивает одежду в сторону, пусть с ней завтра разбираются многочисленные слуги.
Остаётся только тончайшая шёлковая рубашка, её принц снимает особенно аккуратно, сминает комком и засовывает под подушку, чтобы наутро король смог с лёгкостью её найти.
Так же ставит рядом с кроватью изящный хрустальный кубок, полный прохладной воды, на всякий случай серебряный тазик и кладёт смоченное в благовониях полотенце.
Укладывает родителя поудобнее, укрывает легкой простынёй и тихонько выходит из опочивальни.
Трандуил снова напился и раздеть его, уложив проспаться - это можно сказать самое необременительное и даже приятное из того, что последует дальше. Иногда приходится убирать наутро излишки папенькиных возлияний, потом надо менять ему компрессы на горячем лбу и выслушивать излияния о нелёгкой жизни.
Но никогда и никому наследный принц не доверил бы заниматься привидением отца в чувства и в порядок. Никто не умеет делать этого бережно, отец никому так не доверяет как своему любимому мальчику, на которого он всегда может положиться.
У Владыки Элронда для подобных целей, говорят, есть Линдир. Трандуил и Леголас справляются сами.

далее на это в комментах был просто шикарный пирожок
зеленый змий напал на папу
заплакал крошка Леголас
злорадно засмеялся Торин
вот и у вас теперь дракон

[арве]

Осьминогий лось, акцент на процесс удался , . О, эта жилка на беззащитной, умопомрачительной шее, о эти хрустальные кубки и, особенно, серебряные тазики, о, эта терпеливость стрелка из лука, о, этот бедный Линдир. И, о, наконец, этот шикарный, вкусный пирожок!

[Daria_pinkfish]

А можно я не буду больше читать как сын раздевает и моет отца.
Спасибо

[Осьминогий лось]

Даша, я тебе больше скажу, больше и нет, так что нечего читать *разводит руками*
я тебе больше скажу, там хотели не только, чтобы раздевал, но и чтобы ещё что-нибудь делал
всегда пожалуйста

Арве, вот да
мне Линдира тоже почему-то больше всех жалко
в заявке его и не стояло, но какие же эльфы без Линдра?

[Endless Summer]

Нет, нет и топаю ногами! Почему в этих наших интернетах Трандуил есть синоним моветонного пьянства? Ещё немного и вместо эльфийсих одеяний его облачат в майку-алкоголичку и растянутые на коленях треники. Трандуил-пьянот - это такое же мракобесие, как и смирившийся Локи. Протестую!

Трандуил ... он ... он ... Он запредельный. Запредельного Трандуила может прожить в кине только запредельный Пейс. И есть, что проживать ведь! Падение и гибель родного Дориата, вырезание почти всего народа синдар, исход, потеря отца, вечные лиха, никакой помощи и поддержки. Никакой тебе силы колец. Вся сила в себе, вся сила в душе.

Не сломленный, в лесу глухом затерянный,
Он окружен с востока, юга, с запада, севера.
Он сердце леса, вольный дух природы.
Король, заговоривший речки воды.
Хотела прозой, но опять рифмовка -
Воображенью дрессировка.
Долой проблемы, к чёрту невезенья.
Последний он владыка Средиземья.
Его сосновых гущ, ручьёв и трав,
Животных, птиц, цветов, дубрав.
В нём магия стихий слилась
И пламенным огнём отозвалась
В душе, в поступках и в любви к природе.
Король - надежда своего народа,
Его опора и защита. Точка!
А надо ведь ешё поднять сыночка...

Бокал вина, а лес всё глуше, тише...
У прочих бы давно издохла крыша,
Поехал бы чердак и покосилось рыло.
Не смейте трогать Трандуила!

Так, про волшебную коробочку сомелье я уже написала, ща еще цитатку ромашковую одуванчиковую присовокуплю!

"Когда человеку семнадцать, он знает все. Если ему двадцать семь и он по-прежнему знает все - значит, ему все еще семнадцать."
- Рэй Брэдбери, "Вино из одуванчиков"

И набор с ароматами Лихолесья, нашла картинку:

[арве]

Endless Summer, Трандуил пирующий есть и у Профессора. Также там же сказано, что последняя партия эреборского была забористей прочих. Гэлион и "начальник" погреба свалились. А ведь они пили немного, так сказать, при исполнении. Плохо то, что показано, что этот процесс (напивания) был не единичен. Но и это не критично. И все это нисколько не умаляет всего-превсего перечисленного тобой в твоем прекрасно-поэтически-трагическом посте (лихо, сердце леса и т.п.). Очень у тебя язык-слог красивый и точный. Но лично я (ИМХО) всегда и стеб любила. Стеб - почему нет, если написано хорошо и без пошлости. Как-то так.

[Осьминогий лось]

Endless Summer, откуда?
нет, конечно
никакого синонима пьянства
просто они там все не дураки выпить
и в этом нет ничего плохого
не ужраться, конечно а выпить
в вине мудрость и что-то типа того
не декадентски нет

[Endless Summer]

Да, понимаю я, что стёб и это хорошо.
Но сегодня душа требует немного возвышенного трагизма
Поэтому отредактировала свой предыдущий пост.
Стихами.
Ибо дождь.

[арве]

Дождь это дааа... У нас сейчас тоже, правда грозовой. Сердце болит.
Представляю каково в Мирквуде в дождь.

[мисси]

в дождь надо быть в Ривендале периода гражданской войны времен ВК. особая осенняя грусть, красота и нежность...

[арве]

Ах, мисси, в дождь практически везде "особая осенняя грусть, красота и нежность...", особенно в эльфийских местах обитания.
(неожиданно) - понимаю Пушкина с его любовью к осени.

Сообщение от арве

Ах, мисси, в дождь практически везде "особая осенняя грусть, красота и нежность...".

Расскажите об этом Дори, который так и не смог уломать Гэндальфа попрактиковаться в погодной магии...

[мисси]

ну, бывают еще летние ливни, и вот у них совсем особое настроение :-)
я дождь люблю всю жизнь...

[Осьминогий лось]

а вот ещё двух прекрасных мужчин вместе на одной гифке

[арве]

мисси, не поверишь, но даже в походах дождь не всегда плох, а иногда очень даже хорош. Ну разумеется не тогда, когда приходится палатку в лужу ставить и костер не развести из-за мокрых (не сырых - с сырыми можно) дров.

[Осьминогий лось]

[мисси]

чо это не поверю-то? ))))

[Endless Summer]

Сообщение от Осьминогий лось

а вот ещё двух прекрасных мужчин вместе на одной гифке

Чем больше сообщений в сём тредУ,
Тем чаще умираю я в бреду

Как-то Ли и Том хорошо слиплись. Они вообще хорошие мальчики: аккуратные, воспитанные, начитанные. Скромные, что немаловажно. Тандем ёжика и улиточки.

[Осьминогий лось]

а ещё у них у обоих но-о-о-ги
и веснушки ))
*задумчиво, в пространство*
Однажды Дин с Эйданом решили подразнить Тома и пристали к нему с вопросом, откуда берутся дети. Думали, что Том начнёт стесняться, краснеть и бледнеть или просто не знает и ничего не ответит.
Том широко улыбнулся и сказал, что дети берутся, когда мужчина с женщиной очень любят друг друга и хотят малыша, вот стоит только по-настоящему полюбить и захотеть, и сразу всё будет. Дин с Эйданом радостно загоготали, а Том хмыкнул и объяснил непонятливым, что правда ведь именно так всё и бывает. Вот у его папы и мамы трое детей. И у Хэмсвортов трое детей. И у Скоттов.
- И у нас, - привычно не открывая глаз, отозвался из своего уголка отшельника Ли Пейс. - Том правду говорит, дети берутся от большой любви, - уверенно заключил он.

---------- Сообщение добавлено в 18:36 ---------- Предыдущее сообщение было в 18:34 ----------

и ещё милоты в этих ваших интернетах нашла

[Endless Summer]

А мне кажется, он бы взял пирог.
Сладкое любят все мальчики.
Даже плохие.
Даже хорошие, которые играют в плохих.

[Осьминогий лось]

да мне тоже кажется, взял бы
но художник видит это так
впрочем, потом в виденье художника собак всем помог
думаю, они пошли потом радостно собакой играть
потому что собак тоже любят все мальчики ))

---------- Сообщение добавлено в 19:00 ---------- Предыдущее сообщение было в 18:59 ----------

какая зловещая перекошенная ухмылка получилась
но притягивает

[Endless Summer]

Сообщение от Осьминогий лось

думаю, они пошли потом радостно собакой играть

Это у тебя с отсутствием "с" оговорка по Фрейду или это то, что я думаю

У Слейпнира брат Цербер не появится?
 

[Осьминогий лось]

ехехехе
это оговорка

а брат Фенрир у Спейпнира уже есть и без того
 

Всем ромашек!

[Endless Summer]

Заметила, что у Ли очень часто приоткрыт рот как в фильмах, так и на фотографиях. Но выходит очаровательно.

[Endless Summer]

Букв много, но зато они добрые

На обустроенной в викторианском стиле старой кухне пахло уютом, заботой и выпечкой. В перемежающихся баночках на полке хранились пряности, а на натянутой пеньковой веревке сушились под потолком лесные травы. Сквозь окно в кухню проникал полуденный зной и, отскакивая от богемского стекла в дубовом буфете, преломлялся зайчиками.

«Наконец-то готово». Открыв духовку и выпустив оттуда паровое облачко, Ли достал пирог. Круглый. Яблочный. Аромат от него исходил неимоверный, поэтому язык сам собой облизнулся. Даже кот, безучастно дремавший до этого на лавке, потянулся, открыл левый глаз и даже вознамерился попробовать кулинарное творение. Но оно предназначалось не ему.

Не снимая фартука и рукавиц, Ли вышел в гостиную, неся пирог перед собой. В доме было тихо. Люк ещё с утра отправился по очень важным делам. Да, да, именно так он и сказал: «У меня ну очень важные дела»; и отчего-то покраснел. Крис, наверняка, еще не вернулся с ночного. Изредка была у него такая манера: оденет на себя расшитую узорами рубаху, натянет ковбойские сапоги, довершит образ широкополой соломенной шляпой, выпросит у соседей двух коров и уйдёт с ними в ночь. Ли ясно представил Криса, прислонившегося спиной к стогу сена и жующего травинку. Глаза его закрыты, травинка ходит туда-сюда, а рядом пощипывают траву-мураву пышнобокие бурёнки.

Ли несколько раз прошелся из угла в угол, выбивая длинными ногами из ковра на полу летнюю пыль. Он даже заглянул в окно в надежде, что кто-то из домочадцев подтянется на запах пирога. Вдруг за спиной скрипнула половица. Обернувшись, Ли увидел Ричарда. Крадучись и заметив, что на него смотрят, он замахал руками, приложил указательный палец к губам и всячески показал, что его тут как бы и нет. После чего в темпе венского вальса прогарцевал к чулану под лестницей и, забравшись туда, перестал подавать признаки жизни. Эка цаца, даже не среагировал на пирог!

Незадачливый пекарь сел на диван и призадумался. Может, он чего не доложил, или передержал, или Тильда сглазила, или попросту сегодня не его день. «И Том, как назло, бродит сейчас где-нибудь лишь одному ему известными тропами». Снизу за штанину кто-то настырно потянул. Опустив глаза, Ли увидел кота и прячущегося за его спину нахохлившегося ёжика. Кот протянул лапу, недвусмысленного выпрашивая кусок пирога. Так как иных ценителей выпечки поблизости не было, пришлось делиться. На удивление кот лапу не убирал. «Ну, конечно. У него же гость», - и второй кусок перекочевал за первым в кошачью лапу. «Мерси», - откланялись звери и удалились.

Надкаминные часы с кукушкой филином прокукарекали 12.21. Обычно в это время Том шёл к соседям и те наливали ему стакан парного молока с тоненькой сливочной пенкой. Но не было сейчас ни Тома, ни коров с молоком (спасибо, Крис!), ни настроения. Внезапно на подступах к дому что-то грохнуло, нечто рявкнуло, двери лязгнули, и в гостиную ввалились, гогоча, Дин и Эйдан. У обоих на головы были нахлобучены садовые вёдра с прорезью для глаз. В руках молодцы держали самодельные луки, напоминающие остовом недавно высаженный за околицей орешник. Внешний вид был не столько грозен, сколько грязен, поэтому лежащий на полу ковёр незадачливо матерился. Увидев пирог, ребята, не раздумывая, принялись хватать куски вымазанными руками и со скоростью урагана Катрина запихивать в рот.

«Ы иарна э идил», - выдавил надутыми щеками Эйдан. «Прости, не расслышал», - Ли пытался быть стойким, наблюдая, как пирог для всех ухает в пАрное никуда. «Он сказал, ты Гисборна не видел?» - расшифровал Дин. – «Как сквозь землю провалился!». Горе Робин Гуды, не забывая о пироге, принялись наперебой верещать, что с утра затеяли игру по отлову Ричарда-Гисборна. «И вот ведь незадача: только мы его схватили, к дереву привязали, яблоко на голову поставили, обернулись за стрелами, глядь, ан Гисборна-то и нету…». «Был Гисборн, этого не отрицаю», - Ли нутром чувствовал, как в чулане уходит в пятки английское сердце. – «Но он ликвидировался. Был бы здесь, прилип бы к пирогу». Довод был убедительным, а пирог тем временем кончился. «Слушай, а ведь за лесом живет ведьма. Наверняка он украдкой за ней из кустов подглядывает. Его метод. Айда!» - и с этими словами парочка, улюлюкая и огогокая, удалилась так же стремительно, как и появилась.

В чулане с грохотом упало сердце… Собрав остатки пирога в узкую ладонь, Ли вышел на крыльцо и оглядел раскинувшийся перед ним заросший разноцветными петуниями палисадник. Жизнь кипела! Без умолку трещали цикады, сновали неугомонные муравьи, объевшийся ёжик семенил в свою норку, а из расположенной поблизости дубравы раздавались сладкие соловьиные трели. Ли потянулся, сильно-сильно зажмурился, вытянул вперед руку с крошками и разжал тонкие пальцы. Первым на угощение прилетел задира-воробей. Он нагло устроился на ладони и принялся клевать. Начали подтягиваться сестрички-синички, иволги, дрозды. Явился даже золотой фазан, но, быстро понял, что он из другой сказки, после чего золотой дымкой растворился в воздухе.

Какое-то время Ли стоял, облепленный птицами и похожий на городской памятник. Настроение ползло вверх. Переполненный невесть откуда взявшейся радости, он закричал что-то на квенья, хоть это был и не его профиль. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, запредельное и обязательно родом из детства. И тут он понял: ромашки! Он хочет набрать ромашек! Ребенком он частенько сбегал из дома в поле и там, под простором техасского неба, рвал ромашки. Но это было давно, и времена те прошли. Сейчас не пристало ему заниматься подобными чудачествами. Он уважаемый актер и вроде как не дитё уже. Вон, даже мама названивает: «Ли, милый, ну ты же взрослый мальчик, а нацепил на себя эти кеды и рубашку в подсолнух. Весь интернет пестрит. Перед соседями неудобно!» Будучи любящим сыном и сознательным гражданином, Ли не хотел ни расстраивать маму, ни баламутить широкую общественность. Поэтому от идеи с ромашками пришлось отказаться.

Вновь расстроенный, он отправился бродить по саду. Время от времени Ли замечал сорняк в розарии или покосившейся у куста крыжовника колышек. Обладая склонностью к порядку, он ликвидировал сей маленький хаос и продолжал свой путь. Так, погруженный в собственные мысли о детстве, беззаботстве и ромашках, Ли забрёл в самый дальний угол владений Дома. Здесь был небольшой пруд, местами заросший камышом, над которым широко раскинулась старая ива. А под ивой был Том…

На изумрудном, почти сливающимся с травой плюшевом пледе он лежал на животе и болтал в воздухе босыми ногами. Перед ним лежала открытая книга. Голова Тома покоилась на аристократически скрещенных под подбородком руках. Ветер трепал пшеничные кудри, создавая иллюзию невесомости. Ворот белоснежной льняной рубашки был расстёгнут на четыре пуговки, благодаря чему на Томовой ключице беззастенчиво восседала божья коровка. Но он её не замечал. Его взгляд, такой чистый и одухотворённый, был устремлен куда-то вдаль. Лучи летнего солнца, проникая сквозь ивовую крону, казалось, застревали в его изогнутых ресницах, отчего глаза искрились перламутром. На тонких губах играла еле уловимая улыбка блаженства, и один только космос ведал, в каких мирах пребывают Томовы мысли.

Ли стоял, очарованный и зачарованный. Был бы он художник, непременно написал бы картину. И непременно маслом. Внезапно стайка жужжащих пчёл пронеслась у Ли в голове и, вернувшись обратно, притащила с собой идею. Пребывая под впечатлением от Принца, Ли не сразу понял ее смысл, но пчёлы настойчиво гнули свою линию. Какое-то время он колебался и даже приподнимался пару раз на цыпочках, но в итоге, набрав воздух в широкую грудь, принял решение.

Медленно, стараясь не делать резких движений, Ли подошёл к Тому. Тот не шелохнулся. Подойди к нему сейчас ётун, он не заметил бы и его. Попереминавшись с одной ноги на другую, пирожковых дел мастер скромно присел рядом на изумрудный плед. Ситуация повторилась: мысли Тома были где угодно, только не здесь. И тогда Ли сделал ЭТО…

- Трям, - сказал он тихо, но в то же время задорно.
Реснички Тома всколыхнулись, и он моргнул, возвращаясь.
- Трям, - сказал Ли чуть громче для закрепления эффекта.
Эффект не заставил себя ждать. Любознательный и любопытный до всего нового, Том, услышав незнакомое слово, повернул голову и, немножко склонив её на бок, прошептал:
- Это ты мне?
- Ну, да. Тебе, а кому же еще?! Трям! Здравствуй! Ты что, про Тилимилитрямдию никогда не слышал?

На почти детском лице Тома окапывалась заинтересованность. Ребенок немного сдвинул брови, отчего на правом виске еле заметно заиграла жилка. Поднявшись и приоткрыв чувственный рот, он был весь внимание. Ли торжествовал.

- Тилимилитрямдия – это страна такая волшебная. Там всё можно делать.
- И даже можно не бриться каждый день? – краснея, пролепетал Том.
- Можно даже сандалики на носки одевать!
Тому такая страна определённо нравилась, поэтому он решил во что бы то ни стало в ней побывать.
- Ты отведешь меня туда? Отведешь? Ну, пожалуйста. Ты же мой друг. А друзья всегда водят друзей по этим самым Тилимилитрямдиям, - Том стоял, поджав одну ножку, и держал товарища за плечи, пристально и с надеждой заглядывая не то в глаза, не то в душу.
- Отведу, мой принц, - Ли сделал театральное па и склонился, получив лёгкий тычок в макушку. – Но чтобы попасть туда, мы должны нарвать ромашек. Без этого никак.
- Ну, так что же мы тут стоим? Вперёд за ромашками! В Тилимилитрямдию!

Схватив Ли за руку, Том с недюжинной для его внешней утонченности силой потащил друга за собой. Быстрее Слейпнира, стремительнее ветра они бежали сначала через сад, затем пересекли луг, отделявший Дом от леса. Лишь пронесясь, подобно оленям, через значительную часть дубравы, тилимилитрямщики остановились. Разгоряченные, оставшийся путь они шли пешком. Слова сыпались из Тома, как из рога изобилия:

- А знаешь, что бы я сделал в Тилимилитрямдии? Я бы не ел там мясо. Вот Люк говорит, что я должен есть мясо, так как я мужчина и должен быть сильный. Выходит, если я не ем мясо, я слабый? Или я не мужчина? Ведь можно же есть гречневую кашу (и непременно со сгущёнкой!) или огурцы. Я люблю огурцы. Они зеленые. Еще они пупырчатые. У меня есть пупырчатый целлофан, который я лопаю, когда ем огурцы. Интересно, пупырчатость целлофана и огурцов одинаковая или разная? Кстати, Крис тоже пупырчатый. На спине. Но он не любит свою пупырчатость, поэтому он от нее избавляется. Я увидел это разок нечаянно, но молчал, так как секрет. Теперь это твой секрет тоже. Хорошо, когда друзья имеют секреты! *выдерживает паузу* Мы расскажем о Тилимилитрямдии остальным, или это будет наш секрет? Нет, сначала секрет. Мне так много нужно там сделать. Нужно обязательно поймать лягушку и лизнуть её. Люк запрещает мне лизать лягушек. Он говорит, что я тогда стану зеленый и пупырчатый. Как огурец в целлофане. А я думаю, что лягушка станет прекрасным принцем. Ведь могут же быть на свете несколько прекрасных принцев?! *вздыхает* Тяжело быть принцем. И прекрасным тоже тяжело. И если сразу, то вообще катастрофа. Скажи, а Дин с Эйданом – это катастрофа? Ричард говорит, что да, но он врёт. Он чувствует иначе: я это чувствую. Ты только ему не говори: это его секрет. Он хороший, хоть и ворчит и не даёт нам мерить свои доспехи. Я его люблю. А вот это скажи. Это не секрет.

[Endless Summer]

Голос Тома буквально оборвался на полуслове. Незаметно для себя самих, друзья вышли на лесную опушку. Перед ними от горизонта до горизонта раскинулось широкое благоухающее мириадами цветов поле. Клевер, одуванчики, маки, васильки, маргаритки и, конечно же, ромашки. У Ли перехватило дыхание. Он ясно представил себе как, вернувшись домой, на все подначивания домочадцев по поводу набранных ромашек сможет парировать: «Это Том захотел. Я же не мог отказать Принцу». Тем временем Том уже успел нагнуться и сорвать крупную ромашку с сочной желтой сердцевиной. Он бережно оторвал от неё несколько лепестков, после чего задумался о чём-то своем, хмыкнул и вложил цветок за левое ухо. «Как замечательно гармонируют друг с другом солнечный цветок и солнечные кудри солнечного мальчика», - подумал Ли и улыбнулся. Том всегда вызывал на лицах людей улыбку: у одних благоговейную, у других растерянную, у третьих загадочную, но непременно улыбку.

И тут случилось необыкновенное. Быстрым движением Том снял с себя рубашку, бросил её, протянул руки к солнцу и замер. Его глаза были полузакрыты, дыхание участилось, а мышцы на спине вытянулись в струнку. Купающееся в знойных лучах молодое тело отливало энергией и мощью, но в то же время хрупкостью и неоскверненностью. Похожий на Гелиоса…да что уж там: он и был Гелиос! Ли хотел было нарушить идиллию и вставить свои пять копеек по поводу опасности принятия солнечных ванн в разгаре дня, но Том опередил его:

- Знаю, что Люк будет ругаться и причитать, что благородный муж и загар не совместимы, что бледность кожи есть признак аристократичности ее владельца. Но мне-то можно! У меня есть ромашка. Я в Тилимилитрямдии!

С этими словами он звонко рассмеялся и ринулся в поле, в цветы. Ли последовал за ним. Словно дети они бегали и визжали, закидывали друг друга репейником, играли в чехарду и даже порвали Пейсовы брюки. В какой-то момент ухо Ли уловило крик, такой родной и такой далекий: так в детстве дед звал его к полднику. Что это: воображение, наваждение или проекция прошлого? Где-то внутри приятно защемило… Кругом стояла тишина… Тишина?! Ли мотнул головой, прогоняя от себя призраки ушедших дней, и обернулся. Тома нигде не было. Постояв в недоумении с полминуты, Ли позвал друга, но ему никто не ответил. Он крикнул еще раз и ещё, но пространство будто поглощало звуки, преображая их в тягучее, тягостное молчание.

Схватившись за голову и взъерошив без того уже лохматые волосы, Ли хаотично двинулся вперед, затем в сторону, затем в другую, а затем… чуть не споткнулся. Прямо перед ним в высоком цветочно-травяном ковре лежал на спине Том. На его точёном носу, раскинув крылья, сидела большая оранжевая бабочка, а он не то, что пошевельнуться, вздохнуть не смел. По виску медленно катилась капелька пота. Насекомое, почувствовав напряжение человека, решило подбодрить его. Раз, два и вот так – бабочка начала переставлять лапками, исполняя изящный танец. Покрытые тонкими ворсинками лапки щекотали нос и Том, не в силах сдерживаться, чихнул. Испуганная бабочка взмахнула крыльями и взвилась в воздух, посылая на прощание привет.

Проводив бабочку взглядом до разросшегося вдали дельфиниума, Ли лёг рядом с Томом. К счастью, тот абсолютно не был расстроен и пребывал в мечтательном расположении духа. В высоком небе цвета аквамарина плыли, покачиваясь, белогривые облака. Порой они обгоняли друг друга, натыкались и объединялись, образовывая новые причудливые формы.

- Правда, вон то облако похоже на лошадку? – спросил Том, указав взглядом в небо.
- Правда.
- А вон то на Люка похоже.
Ли приподнялся. Он искренне пытался увидеть сходство между облаком и Мистером Галантность, глядел во все глаза, но в итоге сдался.
- Не знаю я, чем они похожи.
- Видишь, у облака вот там вот такие отростки тянутся? И вот тут еще много. Это волосы. Облако волосатое. Как ноги у Люка.
Друзья переглянулись и громко расхохотались, поднимая в воздух цветочную пыльцу.

Так они и лежали, безмятежные и умиротворённые. Река времени остановилась, и лишь повеявший с запада холод сумрака напомнил, что пора домой.

Пока Ли отряхивался и приглаживался, Том рвал цветы: огромный букет полевых ромашек вкупе с колокольчиками.
- Вот, - сказал он радостно. – Готово! Мы ромашки засушим, и зимой у нас каждый день будет солнышко на ножке. Тогда даже в самую лютую стужу наш дом будет озарён кусочком Тилимилитрямдии. И колокольчики. От них у меня в душе мерцает радуга.

Их возвращения в гостиной ждала вся компания. Отчётливо пахло нагоняем: где это видано, отлучаться из Дома, никого не предупредив. К тому же у Тома немного обгорели нежные плечи, а значит их придётся мазать специально запасённым для того по весне ландышевым маслом. Ли – а он был совестливым юношей – чувствовал свою вину и хотел было, как на духу, рассказать правду, но Том, снова читая его мысли, произнес:
- Это я захотел. Он же не мог отказать Принцу…

Глаза Ли заблестели накатывающейся влагой, а губы Тома заговорщицки улыбнулись: сегодня они вновь побывали в детстве, а ради такого можно и нагоняй вытерпеть, и обгорелые плечи, и даже крепкие руки Криса, втирающего ландышевое масло.

© Endless Summer

[Revelin]

Такой красотой нельзя не поделиться... Надеюсь, тут это не оффтоп?..

[Осьминогий лось]

Семь недель жестокого обмана. Врать маленькой девочке, врать всей съёмочной группе, врать самому себе - никогда в своей жизни до этого Ли столько не врал. Тарсем уговаривал его не переживать так сильно, объяснял, что это всё ради высокой цели и святого искусства, что для всех будет подарок и праздник, когда они узнают, что парень на самом деле может ходить и вовсе не больной.
- Да, все обрадуются, будут танцы и даже танцующие слоны, - привычно уже огрызался Ли, и режиссёр с трудом сдерживался, чтобы не дать ему в челюсть, останавливало его только понимание, что за этой грубостью актёр беззащитно и по-детски прячет растерянность и обиду. Ли было тяжело обманывать, ему было просто физически больно, а уж что происходило в душе и сердце парня - об этом Тарсем старался даже не задумываться. Но Ли был настоящим психом и служителем святого искусства, так что он справится, это режиссёр понимал. Всё будет хорошо, на это Тарсем надеялся всей душой.
Ли становился всё мрачнее, съёмочная группа жалела актёра, все старались его подбодрить. Каждый делал это в силу своих умений, кто-то лучше находил слова поддержки и утешения, кто-то справлялся с этим хуже, грубовато, простодушно, но искренне с бесконечной жалостью и любовью, и Ли сгорал от чувства невыносимого стыда и вины, правда вину эту он отчасти сам себе придумал.
Тарсем подгонял весь каст, хотел быстрее завершить съёмки больницы и перейти уже к сказке и чуду, обрадовать всех и особенно маленькую девочку.
Пока же маленькая девочка сама больше всех радовала режиссёра, прекрасно справлялась с поставленными задачами, старалась изо всех своих маленьких силёнок. И очень жалела Ли Пейса, переживала за него и поначалу спрашивала, а точно ли он никогда больше в жизни не будет ходить, а есть ли какие-нибудь врачи, которые смогут его вылечить, кажется, она не верила ни в какие чудеса и подходила к вопросу с практической точки зрения. А ещё она рисовала для него картинки, Ли их бережно хранил и подолгу рассматривал, Тарсем случайно увидел эти рисунки, пришёл в неописуемый восторг и даже уговорил Ли и Катинку использовать один из рисунков в фильме.
И вот этот волнующий день настал, определённый этап съёмок завершился, можно было начинать снимать сказку и надо было сообщить всем, что в мире бывают чудеса.
Ли Пейс нерешительно и как-будто даже неуклюже и неуверенно встал на ноги, рассказал Катинке, что он умеет ходить и даже бегать, и если она захочет, они потом вместе обязательно побегают наперегонки или поиграют в футбол. Девочка сначала была ошарашена, потом счастливо заливисто хохотала, потом радостно бросилась к старшему другу с объятьями и поцелуями. Съёмочная группа тоже отреагировала на новости хорошо, конечно, все очень обрадовались, потом деловито согласилась, что служение святому искусству оправдывает все эти жестокие цели. И Тарсем облегчённо выдохнул, расслабился и потерял бдительность. На самом деле очень и очень зря.
На съёмках сказочного яркого мира всё пошло наперекосяк, у Катинки не получалось больше так хорошо работать и вживаться в роль, как раньше, она правда старалась, и он это видел, пытался сдерживаться и не сердиться на ребёнка, но иногда просто орать хотелось от количества загубленных дублей, от собственного бессилия и невозможности показать людям, что у него в голове и чего он хочет увидеть, от изматывающей жары, которая убивала всех, особенно белокожего Ли, нежная и чувствительная кожа которого шелушилась и становилась отвратительно красной от длительного пребывания на солнце. А в тёплых отношениях каста и съёмочной группы появился откуда-то лютый холод, и Тарсем не мог понять откуда он взялся, что послужило причиной, что происходит и главное, как это исправить.
В тот день снимали сцену в пустыне, когда девочка должна была вылезти из мешка и спасти всех разбойников. Дела шли из рук вон плохо, потребовалось многое множество дублей, но всё это никак не удовлетворяло Тарсема, он сдерживался из последних сил, понимал, что низко и подло срываться на актёров, которые ни в чём не виноваты и делают всё, что в их силах, и возможно даже чуточку больше. После очередного неудачного дубля он решительно остановил съёмочный процесс, велел всем расходиться и отдыхать, переснимать будут на следующий день. Все покорно отправились отдыхать, Ли тоже хотел было идти почитать книгу, но неожиданно почувствовал как ему крепко зажимают рот, связывают руки и легонечко, но прицельно и со знанием дела ударяют по голове.
Пришёл в себя, понял, что вырубился совсем ненадолго, но оказалось, что за это время его успели крепко связать и теперь он сидел на самом солнцепёке, а над ним склонились оператор и гримёр, а на их лицах застыли мрачные и очень злые ухмылки.
- Посидишь так, ты ведь любишь вживаться в роль по-настоящему, может, завтра что путное получится, - сказал оператор, потуже затянул верёвку, и они удалились, оставив Ли Пейса в гордом одиночестве.
Склонный к рефлексии он задумался о том, что действительно сам виноват, и никакое высокое и святое искусство не может оправдать обман, не может быть дороже человеческих чувств и отношений. Ли вспоминал с какой теплотой и сочувствием относились к нему коллеги, как жалели, как пытались поддержать и подбодрить и в очередной раз задумывался о тщете всего происходящего, о том, что же на самом деле и по-настоящему важно в этой сложной и непонятной жизни.
Тем временем солнце пекло всё сильнее, адски хотелось пить, кожа обгорала, на губах появились трещины, и он понимал, что если ещё немного пробудет в этом пекле, кожу можно будет сдирать обгорелыми лоскутами. Он надеялся, что у парней хватит ума и человеколюбия не наказывать его слишком жестоко и не оставлять в одиночестве совсем уж бесконечно долго, но время шло, а никто не возвращался и не думал его спасать.
Когда он совсем уже отчаялся и не рассчитывал больше ни на что хорошее, до него донеслись крики, детский голос, который требовательно звал его.
- Рой! - кричала где-то в отдалении Катинка. - Рой, где ты, Ро-о-ой?!
- Здесь, - слабо отозвался он и подумал, что девочка его не услышит. Но она услышала, нашла его и присела рядом.
- Что с тобой случилось?
- Развяжи меня, - измученно выдохнул он. - Мне очень плохо и больно.
- Я тебе не верю, - нахмурилась девочка. - Они же говорили, что это всё игра, и верёвки легко снимаются. Ты снова притворяешься и врёшь. Ты просто хочешь сидеть и играть здесь один и не хочешь никуда идти с нами.
- Это другие верёвки, Катинка. И это уже не игра. Я тебе когда-нибудь потом расскажу, почему я оказался один на солнце, но сейчас мне правда очень плохо. Ты чувствуешь, как жарко?
- Да, очень жарко.
- Ели не развязать верёвку, я останусь на солнце, мне будет очень жарко, и я умру. И уже никто никогда не сможет меня вылечить и оживить.
- Я тебе не верю, - всё так же хмуро повторила девочка, но всё-таки начала развязывать верёвку. Она знала, что бутафорские верёвки не тяжело развязать, узел был только для вида, и та верёвка легко соскальзывала с рук. Эта же никак не поддавалась, Катинка сопела, пыхтела и мучилась, но узел никак не хотел развязываться. Кажется, девочка начинала верить, что сейчас её не обманывали, и всё серьёзно.
Ли старался говорить спокойно, чтобы не напугать ребёнка, но голос его срывался на хрип, он руководил её действиями, подсказывал, где лучше потянуть, и совместными усилиями им всё-таки удалось вырваться на свободу. Руки и ноги затекли, Пейс встал, слегка пошатываясь, но он постарался держаться уверенно ради девочки, чтобы она не видела, насколько ему плохо. Взял Катинку за руку, и они ушли с этого страшного места.
Тарсем очень удивился, увидев измученного Ли, который нетвёрдо перебирал ногами и больше держался за руку маленькой девочки, чем держал её, но при этом старался улыбаться, что-то ей рассказывая и объясняя. Оператор и гримёр сидели в плетённых креслах рядом с режиссёром, они втроём пили холодный лимонад и разговаривали о том, как лучше изобразить грим умирающему шаману. Разговор был очень интересный, они все долго и с удовольствием спорили, были полностью захвачены этой идеей и потому совсем забыли про оставленного на солнцепёке актёра.
Ли слабо улыбнулся и в ответ на недоуменный испуг Тарсема, попросил не сердиться и простить его, он объяснил, что хотел лучше вжиться в роль, думал, оставшись в одиночестве, потренироваться с верёвкой, но оказался слишком самонадеянным, взял не бутафорские приспособления и не смог с ними справиться.
- Ты псих, - с убеждением сказал режиссёр. - Но это мне нравится. И главное, чтобы это не мешало съёмочному процессу.
- Нет, это не будет мешать, я обещаю. А ещё теперь можно обойтись без грима, мне и так хорошо опалило лицо. - Он засмеялся каким-то странным лающим смехом, посмотрел на гримёра и глазами попросил у него прощения. И в общем-то без слов, оба поняли друг друга, оба поняли, что прощены. Оператор дружески положил руку на плечо Ли, тот повернулся к нему и, слегка поморщившись от боли, сказал: "А я оказывается умею вязать очень крепкие узлы". Оператор хохотнул коротким смешком и нравоучительно сказал: "Полезное для мужчины умение. Но пусть оно требуется тебе как можно реже" И у них произошёл обмен взглядами, молчаливый разговор без слов, из которого оба поняли и вынесли очень многое.
- Ты врёшь, я больше не буду с тобой играть и дружить, ты всё время врёшь, - гневно посмотрела на него Катинка, отошла на безопасное расстояние и повернулась к нему спиной. Тарсем виновато улыбнулся, развёл руками и подошёл к девочке.
- Ничего, Катинка, ты может быть потом захочешь с ним поиграть. Он не всегда врёт. А пока пойдём, сейчас слишком жарко, а я знаю где для тебя есть мороженое. Пойдём.
Он взял девочку за руку, и Ли тяжело вздохнул, понимая, что никогда уже больше у него не будет тех добрых дружеских отношений, которые сложились у него с девочкой поначалу. Доверие - очень хрупкая вещь, и он своими руками сам сделал всё, чтобы его разрушить. Снова тяжело и грустно вздохнул, ему не везло с женщинами, и почему-то никто из них не оставался с ним надолго, вот и эта маленькая женщина повернулась к нему спиной и уходила обиженной.
Катинка научилась слушать своего старшего друга и слышать его вздохи, различать тонкие нюансы его настроения. Она остановилась, повернулась, посмотрела снизу-вверх на Ли, на его поникшие плечи и грустную виноватую улыбку, выдернула свою ладошку из руки Тарсема и бросилась обратно. Обняла его крепко-крепко, он подхватил её на руки, поднял, и она, радостно засмеявшись, покрыла звонкими поцелуями его щёки, нос, виски. Обгоревшему лицу было больно, но Ли было абсолютно наплевать, он готов был терпеть и не такую боль, лишь бы девочка была счастлива.
- Рой, не сердись на меня, ты хороший. Прости меня, мы ведь будем играть? Пойдём есть мороженое, я с тобой поделюсь. Папочка.
Ли коротко охнул, счастливо зажмурился и тоже чмокнул в нос свою дорогую малышку.
- Жаль камеры нет. Ну почему ни у кого под рукой нет камеры, дармоеды? - проворчал себе под нос Тарсем и взлохматил шевелюру. Впрочем, ворчал он для порядка, конечно, он понимал, что есть сакральные вещи, которые надо запоминать сердцем, а не камерой. Именно поэтому Тарсем и был гением и верным служителем Святого Искусства.