[Lady Aragorn]

Ура, флэшмоб! Щас побегу выискивать

А пока, дамы, - вот, написалось.
Посмотревши несколько раз «Ганнибала» с 8 по 13 серии без купюр, могу наконец-то сформулировать общее впечатление. Прошу прощения, если в чём-то повторюсь, а также за многабукафф...

Не знаю, сделано ли это намеренно, или получилось спонтанно, но в фильме две смысловые, автономные друг от друга линии — одна из них выстраивается осознанными поступками режиссёра, другая — следствие его неосознанных стремлений. Соответственно, у героев можно выделить эту же раздвоенность. Причём, неосознанные мотивы в конце концов берут верх, потому что осознанный сюжет начинает казаться банальным, — ещё бы, там же всё замешано на принципах нравственности, кого сейчас этим удивишь?? Фуллер на Комик-коне говорил об этом, хотя и не очень подробно.
В чём состоит эта неосознанная великая идея? В том, что внешне все борются с соблазном поддаться очарованию Ганнибала. Но на самом деле все стремятся попасть в поле зрения Ганнибала, все мечтают, чтобы он обратил на них внимание, заинтересовался… Зачем? Потому что все персонажи (кроме совсем уж второстепенных) чувствуют различные комплексы и в различной степени считают себя неудачниками. Это может показаться странным, ведь в основном это образованные, наделённые многими талантами, успешные люди, и, что не маловажно, — занимающиеся любимым делом. Тем не менее, они все настолько тщеславны, что не обращают на это внимание, и потому не могут остановиться в собственных желаниях стать значительнее маньяка-людоеда. По большому счёту, все они — давным-давно утратившие смысл жизни люди. И вовсе не оттого, что в жизни каждого из них случилась невероятная психологическая и физическая травма. Да, это случилось, и они все вроде бы хотят отомстить — за себя или своих родных, но почему-то постоянно растягивают этот процесс, отодвигают результат. Со стороны кажется, что они придирчиво анализируют ситуацию, но на самом деле все они смирились со статусом «жертвы» для себя. А жертва — обратная сторона преступника, она тоже тянется к месту преступления, стремится переживать его снова и снова, пытаясь стать «совершенной жертвой». Особенно это видно в поведении Уилла.
Таким образом, Фуллер перевернул всё задуманное в книге, а не только содержание заключительной серии. Долархайд тоже оказывается вплетённым в этот клубок мазохистского тщеславия. Поэтому линия его детства становится не только лишней, но и помехой для понимания нового смысла его поведения. Фуллер ограничился несколькими секундами, чтобы напомнить зрителям, что у Фрэнсиса было тяжёлое детство, но при этом иначе расставил акценты: получается, что несчастный ребёнок мог вырасти вполне нормальным, безобидным человеком, если бы случайно не узнал о Ганнибале и не увидел в нём кумира… Почему? Потому что Ганнибал — воплощение агрессивной силы, которую Фрэнсис ощущал с детства и привык к ней. По сути, получается, что Ганнибал стал для Фрэнсиса своего рода «компенсацией», «замещением» необходимым продолжением агрессивного окружения детства, направив эту агрессию не на него, Фрэнсиса, а на других. И Фрэнсис начинает чувствовать приближение Дракона только потому, что желает встать рядом с Ганнибалом. Но ведь это не лезет ни в какие научные рамки. Получается, что нет никакого раздвоения личности, есть лишь навязчивое (но не шизофреническое, а, скорее, нарциссическое) желание, чтобы его признал «маньяк № 1». Таким образом, в книге Фрэнсис — жертва тяжёлого детства и порочной наследственности, а здесь — всего лишь «продукт» манипуляций Ганнибала.
Известно, что в книге Фрэнсис обращает на себя внимание Ганнибала после того, как в нём стал оживать Дракон. Фрэнсис ищет объяснения своему превращению, его пугает то, что с ним происходит, и к Ганнибалу он обращается, потому что видит его исключительность, как он это понимает — как раздвоенность между человеческим и античеловеческим. Он видит своё с ним сходство, но и только, — он сначала хочет взаимопонимания. И ему кажется, что он его нашёл, хотя на самом деле он становится очередной игрушкой в руках Ганнибала. Но в фильме он не игрушка, а собеседник, потому что взаимопонимание для него не столь важно. Важно — признание. Риба становится помехой в этом процессе «узаконивания» себя в статусе Дракона. Поэтому любовная линия в общем контексте фильма выглядит пОшло: Риба становится одним из способов удовлетворения Фрэнсисом своего тщеславия. Он занимается ней любовью как Дракон и только потом пытается посмотреть на неё по-человечески, как на живого человека. И здесь ясно видно, что приоритеты режиссёра на стороне Дракона: занимаясь любовью, Фрэнсис необычайно воодушевлён, охвачен нечеловеческой страстью, а, придя в себя утром, по-детски прижимается к ней. Иными словами, — как человек он остался ребёнком, как мужчина стал Драконом. Он нигде не у себя». И тогда непонятно, как он вообще может хотеть спасти Рибу, — в этом случае в нём нет противоречий, нет чувства нравственности, он целостен, и идёт к своей тщеславной цели не оглядываясь.
Но всё становится на свои места, если смотришь нарезку.
Не знаю, насколько Ричард видел эти расхождения с книгой. Он играл правильно, — это видно, если смотреть его сюжетную линию в отрыве от остальных. Возможно, актёра спасает то, что он до какого-то момента не видит всего материала. И, наверняка, у него достаточно терпения и аналитической проницательности, чтобы отделить свою игру от общего замысла и не разочароваться в конечном результате. Хотя я говорю сейчас больше о самоуспокоении, чем о возможности удовлетворения. Фильм, действительно, неудачен, — в противном случае его нельзя было бы просто так «нарезать» отдельными сюжетными линиями без ущерба для общего понимания. Настоящее произведение всегда целостно, а здесь «нарезка» линии Долархайда помогает выделить настоящий смысл его поведения, и тогда образ героя становится по-настоящему глубоким. В общем же контексте этот смысл напрочь искажается.