[Lady Aragorn]

Хоббит: Нежданное путешествие / The Hobbit: An Unexpected Journey (2012) — Часть 3

Ричард-соавтор

Одной из причин, по которой Питер Джексон не сразу взялся за съёмки «Хоббита», был сказочный жанр, ориентированный на детскую аудиторию. И, найдя свой способ прочтения этого сюжета, вписав его в общий контекст «Властелина колец», режиссёру предстояло убедить в своей правоте актёров и зрителей. Главная проблема экранизации была в том, чтобы сохранить «дух книги», но переиначить её замысел из сказки в эпос или легенду. Поэтому без самостоятельного видения всех участников этого проекта невозможно было обойтись. Но суть этого видения состояла в том, чтобы, переиначивая изначальный материал, не конфликтовать с ним, а развивать авторскую идею применительно к новым условиям её существования. Одним из решающих факторов здесь была скрупулёзная проработка каждого персонажа и общей концепции культуры Средиземья Второй эпохи, которая довольно сильно отличалась от культуры эпохи Третьей, показанной во «Властелине колец». Обретя в результате реальные черты, «Хоббит» просто обречён был стать фильмом для всех возрастов. (См. подробное описание создания культурных артефактов здесь: http://www.henneth-annun.ru/forum/pr...-i-dizayn.html)

Большую помощь создателям оказывали идеи членов съёмочной команды и, конечно же, актёров. Ричард, всегда составлявший биографии своих персонажей, на этот раз размахнулся на целую семейную историю, в которой рассказывалось о прошлом не только Торина, но и членов его семьи. И, в отличие от прежних своих работ, где эту часть подготовки к роли он оставлял для себя, здесь ему наверняка удалось посвятить в свои планы Питера, Фрэн и Филиппу: «Я всегда играю героев, которых создаёт их прошлое. Если его нет, то обязательно продумываю их биографии. Для Торина это было сделать очень легко, так как Толкиен оставил о нём очень много материалов в других своих произведениях, но мне пришлось делать исследование о деталях его личной жизни типа “О чём шепчутся Торин и Двалин?” и “Какие отношения складывались между Торином и его сестрой Дис?” Мне казалось, что могу придумать, какую роль в жизни Торина играли Фили и Кили».
Можно сказать, что Ричард создавал фанфики. Этим, как известно, грешили многие великие писатели и драматурги, — например, Шекспир или Марлоу. Но дело не в том, чтобы заручиться поддержкой авторитетов. Своими исследованиями и реконструкциями актёр преподал очень важный урок: не стоит искать у автора дыры в сюжете, гораздо интереснее и важнее найти ответ на вопрос, почему автор сделал сюжет именно таким: «Придумывание такого рода разговоров, которые могли иметь место, кажется мне важным. Отношения с отцом и дедом, которые влияют на Торина... Мне пришлось заполнить некоторые из этих пробелов. А ещё драконья болезнь или тяга к золоту, о которой пишет Толкин... Вообще-то изображение подобной болезни требует более глубокой проработки того, как её сыграть. Даже если это психическое заболевание, оно всё равно проявляется физически, ставит перед выбором... …Да, было несколько пробелов, которые мне пришлось восполнить».

Так всё встаёт на свои места. К тому же, попытка стать соавтором порождает более глубокую привязанность к персонажам. У Ричарда хватило любви не только на Торина, но и на всю его семью, чтобы увидеть картины их повседневной жизни: «…Я написал кусочек его биографии о том, что произошло в битве у ворот Мории, когда он сражался плечом к плечу со своим братом [Фреином, погибшим в том сражении], а также разговор между ним и его сестрой [Дис] — матерью его племянников [Фили и Кили], во время которого она попросила его: “Не бери их на войну!” (Кажется, Толкиен писал что-то об этом. Не уверен, Толкиен это написал или я; всё смешалось воедино.)».

Ричард очень много думал над историей нападения дракона на Эребор и Дэйл. В фильме это только пролог, но подготовка к нему заняла несколько недель, и у Ричарда было время представить собственное видение того, как всё было: «…Я был просто одержим идеей понять, каково было находиться там в день нападения дракона. Я спрашивал себя: “Что он делал тем утром? Что происходило в течение дня? Когда изменился ветер и пришел этот ураган, где был его отец? Где был его дед? Что можно чувствовать, пережив тот день, когда фактически произошло полное уничтожение или даже ядерная бомбардировка Эребора?”»

У них с Питером было похожее представление о том, на что это должно быть похоже. Просматривая хронику Второй Мировой, Питер обратил внимание на полуразрушенную скульптуру детей на улице Сталинграда. Он решил, что в Дэйле должно быть что-то подобное, — так появилась разбитая карусель. Ричард вспоминал: «Несколько лет назад я посетил мемориальный музей в Хиросиме и видел, что произошло. У меня есть книга об этом, которую взял с собой в Новую Зеландию. И, не знаю, при рассматривании фотографий приходят идеи, всё происходит на уровне ощущений: отправляясь на съёмки этой сцены, важно было помнить эти ощущения, этот страх. Воспоминания приходят маленькими вспышками. Помню, увидел расплавленный велосипед и подумал: “О, расплавленный велосипед. На нём сидел ребенок”. То же самое произошло в Эреборе: там были женщины и дети, которых просто уничтожили. Я должен был почувствовать страх за них».

Однажды во время твиттер-конференции Ричарду задали вопрос, о чём бы он хотел узнать у Толкиена о Торине. И он ответил: «Я бы спросил: “Была ли в его жизни утерянная любовь?” Потому что он не создаёт впечатление человека, у которого есть какая-то особенная привязанность. Так что я сам для себя ввёл небольшое отступление в биографии Торина — что в его жизни была девушка — может, какая-нибудь принцесса в Эреборе, но он потерял её во время нападения дракона. В его жизни нет такой романтической привязанности, это вообще не очень в стиле гномов — у них очень мало женщин. …Ещё я подумал, что ему, будучи принцем, необходимо произвести на свет наследника, так что мне хотелось бы знать, было ли что-то такое в его жизни, что он потерял. Так что я написал для себя такую линию. Пожалуй, такой вопрос и я задал бы Толкиену».

Воплощение Торина

Поскольку Питер Джексон создавал несуществующий в реальности мир, в трактовке характеров персонажей он во многом отталкивался от их внешнего вида, потому то человек (или представитель другой мыслящей расы) — это не только он сам, но и мир, который он создаёт своим присутствием и деятельностью. Это не новая идея, её обосновал и ввёл в сценическую практику Всеволод Мейерхольд, и она составила логическое дополнение идеям Станиславского. На опыт Мейерхольда опирался в своём творчестве Лоуренс Оливье.
Питер отдавал себе отчёт, что в далёком прошлом люди гораздо больше уделяли внимание окружающим их вещам, чем сейчас. Поэтому любая мелочь имела значение, несла определённые смысл и задавала манеру поведения. Работая параллельно над декорациями и обликом персонажей, Питер видел проблему в их согласовании, чтобы общая картина выглядела естественной и при этом непохожей на привычную реальность.

Ричард наконец-то получил возможность обсуждать свои идеи с создателями и добиваться реализации некоторых своих замыслов: «Часто идеи рождались во время обсуждения черновых вариантов сценария, или уже в процессе съёмок. По мере того, как все мы узнавали и понимали Торина, работа шла легче. То, как этот персонаж выглядел, было в основном делом рук Питера, Фрэн и Филиппы, а то, как он двигался и разговаривал, — моих и Толкиена. Очень сильное впечатление на меня произвёл карандашный набросок Торина, сделанный Джоном Хоу, особенно его руки, глаза и нос. Мне показалось, что они не сильно отличаются от моих собственных. А ещё на том изображении он казался спокойным и задумчивым, чего не было в описании Толкиена. Это дало мне возможность добавить своих красок».

Поиск истинного «лица» Торина был довольно долгим. Рассматривая предварительные компьютерные варианты, можно вздохнуть с облегчением, признавая безупречное чутьё дизайнеров. Он ведь должен был быть таким же грубоватым, с громоздкими чертами, как и его собратья по походу. Однако создатели быстро поняли, что чем меньше реальное лицо актёра будет скрыто, тем реальнее будет образ вождя гномов.

В конце концов, от первоначальной массивной силиконовой маски остались только лоб, брови, накладные уши, нос и подглазья. И всё же Ричард испытывал поначалу некоторые сложности: «Я ещё никогда не играл с таким толстым слоем грима на лице и с таким необъятным париком на голове. Это гораздо сложнее, чем вы себе можете представить. Потому что все мышцы, необходимые для выражения эмоций, оказываются склеенными». Тем не менее, актёр стоически переносил процедуру превращения в своего персонажа: «Другие актёры жаловались, что им приходилось проводить по три часа в кресле гримера, но мне эти три часа очень помогали в плане подготовки. Я не спал. Я наслаждался, наблюдая, как он [Торин] “появляется» по утрам”».

Изменением внешности Торина не обошлось без забавностей. Известно, что Ричард слегка комплексует из-за своего фирменного носа. По закону парадокса, в фильме нос ему ещё увеличили, и это сыграло обратный эффект: «Когда мне начали накладывать этот здоровый нос, я такой: “Вы уверены, что он реально мне нужен?” Я бы вполне мог и без него обойтись! Как ни странно, к концу дня, сняв этот нос, я просто подержал его на руке, чтобы посмотреть, как он выглядит, и мой собственный нос показался мне просто крошечным, — было впечатляюще».

Следующим этапом создания образа должен был стать голос. До сих пор Ричарду не доводилось специально настраивать тембр, он в основном работал над постановкой выговора. Но поскольку Торин — гном, было решено, что голоса представителей этой расы в любом случае отличаются от человеческих, — более густые, более низкие и объёмные. К тому же, Торин король, значит, его голос должен узнаваться с первых звуков как голос носителя власти: «Торин должен говорить с важностью, и чтобы его проникновенный тон был как тихим, так и резонирующим. …В то же время я хотел, чтобы в голосе Торина звучали мягкость, забота и благородство, чтобы он разговаривал с любовью и уважением».

Работа над голосом происходила через обращение к классической английской пьесе, и в результате показала, что, несмотря на сказочный замысел, произведение Толкиена внутренне очень связано с национальными литературными традициями: «Мне хотелось сделать его [голос] ниже, чтобы говорить тихо, но звучно... Я начал упражняться на монологах из “Генриха V”, “Ричарда III” и “Макбета” и обнаружил во всех трёх персонажах нечто общее с Торином... Идея объединяющего боевого клича на поле битвы — этого очень много в “Генрихе V”; ненависть к самому себе из-за уродства — это “Ричард III”, а также фигура Макбета, когда им овладевает тяга к золоту. Этот человек полагает, что поступает правильно, но им овладевает нечто, что в итоге уничтожает его... Я пришёл к выводу, что исполняя роль Торина, все эти три фигуры следует держать в голове».

Ричард вспоминал, что поскольку съёмки были длительными, это создавало трудности для сохранения голоса в стабильном состоянии. Торин не должен был говорить с различным тембром, поэтому нужно было быть очень внимательным: «…Удержать его [голос] на одном уровне было очень сложно, потому что голос меняется от утра к вечеру: если за день до этого приходилось много кричать во время боевых сцен, то потом тяжело было воспроизвести изначальный тембр. Но конечно, мы потом могли перезаписать звук на пост-продакшне».

Не удивительно, что озвучивание фильма на других языках оказалась довольно серьёзной проблемой. Когда Ричарда спрашивали, какой язык Торина ему хотелось бы услышать, он неожиданно отвечал: «Я не смотрел фильм на других языках, но мне бы хотелось услышать русского Торина. Потому что во время подготовки, когда подбирал голос, передающий настроение песни “Мглистые горы”, я прослушал много русской православной церковной музыки — басов. Так что хотелось бы услышать, как Торин говорит по-русски. Думаю, это будет впечатляюще».

Когда смотришь на то, что получилось в результате совокупностью усилий художников, дизайнеров, гримёров и, конечно же, сценаристов и режиссёров, — видишь не актёра в гриме, а именно Короля под Горой. Настолько он гармоничен и неузнаваем из-за гномьего антуража. Но первое впечатление сменяется новым, и становится понятно, что никакой антураж не поможет при отсутствии мастерства, таланта, огромной любви к процессу создания и веры в собственные силы.

Разумеется, создатели применили старый художественный приём, сделав главных героем, к тому же, членов королевской семьи, более красивыми и выразительными, нежели других гномов из их команды. Но этот шаг был оправдан, поскольку так можно было подчеркнуть особую роль, возложенную на клан Торина по возвращению утраченной родины
Ричард уже не раз говорил, что вживание в роль — процесс очень трудный, но обязательный, если цель стоит — убедить себя и зрителя в правдивости и значимости происходящего на экране. Иначе нет смысла всё это делать. Но когда играешь по-настоящему профессионально, начинаешь воспринимать не только содержание текста, но и то, что лежит за ним, — контекст и несказанное. Это всё становится частью также и твоей истории, потому что ты её играешь. И одежда Торина становится также и твоей одеждой, — в противном случае она будет смотреться как с чужого плеча: «Поначалу, когда на тебя всё это одевают, оно тебе чуждо. Чувствуешь себя очень маленьким где-то в глубине этого огромного механизма. Но спустя какое-то время начинаешь пробиваться через костюм и протезы. Я бы не смог стать Торином без этого обмундирования. Иногда могли попросить порепетировать без костюма, просто в кроссовках, и для меня это оказалось довольно сложной задачей. Иногда они могли сказать: “Ты не обязан одевать ботинки, потому что мы будем снимать от талии и выше”, на что я отвечал: “Нет-нет, мне нужны эти ботинки. Я не могу его сыграть без них”».

Последним штрихом к внешности Торина стала та самая дубовая ветка, давшая ему прозвище и одновременно указывающая на главную черту его характера — упрямство, умение отстаивать свою позицию и добиваться своего: «Когда мы работали над внешним обликом Дубощита, ещё до того, как мы приземлились в Новой Зеландии, мне в голову пришла одна идея: пусть у него будет самый настоящий дубовый щит. Я поделился этим с Питером, а он — с компанией «Weta Workshop». Там поработали над дизайном, и получился кусок дерева, с помощью которого Торин защитил себя в битве при Азанулбизаре и который сохранил. С годами тот стал прочен, как железо. Мне кажется, то же самое происходит и с гномами: с возрастом они становятся более жёсткими, но также более умелыми, более стойкими».

 

Продолжение следует.