Я прослушала вторую часть записи )))
В начале Джози выдаёт что-то про respectful silence, почтительная тишина - возможно, имеет в виду происходящее в зале, там как раз вот эта сцена с матерью Марция, они ведь беседуют-то более-менее параллельно трансляции - и Том, скорчив предварительно пару рожиц - пародий на свои же знаменитые фотки, некоторое время с довольно непроницаемым видом созерцает ту душераздирающую сцену, после чего делает выдох и честно признаёт, что it's hard to watch, смотреть это тяжело.
Вот между 0.54 и 5.18 я просто подряд перевела. Полный монолог Тома, с э-э... с примечаниями и комментариями переводчика
"Это финальное примирение, род катарсиса - разрешения этой важной линии, линии отношений между матерью и сыном. Этот суровый человек, который постепенно обретал всё большую жёсткость в течение трёх часов, здесь неуловимо, так, что невозможно заметить точку перехода, смягчается и плачет. Эта строка - мне всегда казалось, что тут исключительно тонкий намёк Шекспира, "мои глаза не так просто подёрнуть влагой сострадания" - словно бы Шекспир говорит - тебе это нужно, нужно вернуться к себе... вот именно сейчас нам нужно поплакать. И этот человек, мы уже говорили, он превратился в дракона, он движется как механизм [как осадная башня], в нём не больше милосердия, чем молока у тигра-самца. Образ тигра никак не стыкуется с мягкостью, или ранимостью, или открытостью, с эмпатией или чем-то подобным - только с жестокостью и силой.
И внезапно вы видите воина, машину для убийств - настолько тронутым, когда входят его мать, жена и сын, что он плачет... и он соглашается не мстить городу, изгнавшему его. И он знает, что этим подписывает себе смертный приговор, и его мать это знает. Оба знают, что это прощание, что они больше не увидятся. И как это играть - это нарастание напряжения в несколько циклов, когда всё нарастает на каждом витке, растёт напряжение, и в этот момент происходит слом. Шекспир хорошо умел создавать сцены для финала. Этот воин, представавший в крови, в шрамах, как говорил Коминий - он обрушился на Кориолы как небесное тело - а тут Авфидий называет его слезливым мальчишкой... и готов всю его жизнь свести к образу boy of tears. Знаете, только Шекспир мог написать такое - нужно проиграть, признать поражение, чтобы почувствовать что-то истинное, что-то реальное, почувствовать, что ты жив и уязвим, и способен чувствовать. Вот это причина, почему Марций был казнён. Это момент, когда он вырастает настолько, чтобы сказать... чтобы научиться, каково это - быть ранимым, плакать, открыть своё сердце. Это момент, когда он - этот персонаж, который был убит за способность почувствовать боль... это трагедия в чистом виде, это... обратное распознавание катарсиса из структуры трагедии.
[да-а, чего только не загнёшь после "Предательства"
, впрочем, я, кажется, понимаю, что он хочет сказать - что эта сцена работает только в комплексе с цикличным нарастанием жёсткости его персонажа, а эти циклы определили структуру и композицию всей пьесы]
Вопрос: Как ты думаешь, это предостережение от уязвимости [= способности быть растроганным, теплоты чувств]?
Том: Нет, это отстаивание, утверждение ценности этого качества. Вот то самое, отчего всё это так печально - если бы он смягчился раньше, не пришлось бы ему претерпеть такую судьбу. Но он был так горд - и так долго, что снять этот панцирь теперь - это смертный приговор."
Ну вот, а где-то на восьмой минуте они говорят о финале, когда Марция подвешивают вниз головой, и Том говорит, что это довольно абсурдно звучит, но он в этот момент каждый раз где-то в глубине души чувствовал облегчение, что всё кончено. Радость и внутреннее удовлетворение, что вот - эта удивительная история рассказана, я придал ей форму и смысл, всё позади, дальнейшее - молчанье. Сказал ещё, что висеть таким образом не очень жутко, т.к. благодаря специальному костюму его вес приходился не на щиколотки, за которые он был привязан, а на пояс. Ну и на 9.30 спектакль, который шёл параллельно, заканчивается, аплодисменты публики, и Том с Джози аплодируют друг другу и своей команде.
Боже ж мой боже. Я в результате, Тома наслушавшись, отсмотрела ещё раз немаленький кусок спектакля, и вот чего подумала: ну не зря он каждый раз вздыхал с облегчением, когда наконец-то "дальнейшее - молчанье". Как он вообще голос не сорвал, игравши это каждый божий вечер. Марций же кипит, шипит и пузырится от гнева - и большую часть времени нагрузка на голосовые связки там просто колоссальная, голос "горячего" гнева - интенсивный, напряжённый и на полной амплитуде обертонов. Это всё равно что вокалисту трёхчасовой концерт отпеть. И так каждый вечер два с половиной месяца, ага.