запредельно - это достаточно жестокое слово в моём сейчашнем состоянии )))))
дорогие девы, и дорогая Дина! я написала про Криса, Тома и дисграфию
дорогая Дина, прости, кажется, я слила совершенно чудесную идею
но мне очень хотелось написать
в общем, меня можно всячески бить за это
выкладываю на ваш строгий суд, милые девы
и пойду хотя бы немного посплю, а то вставать уже скоро
В детстве он из-за этого нередко плакал, утирая злые жгучие слёзы. Когда стал постарше - огрызался и нервничал, а мальчишек сразу бил, чтобы не дразнили. Дразнить его перестали достаточно быстро, он тогда как раз начал усиленно заниматься боксом, всё свободное время лупил по боксёрской груше - отрабатывал удары.
Никто больше не дразнил, но и дружить не хотели. Это он мог пережить, ему вполне хватало двоих братьев, с которыми они были настоящими и самыми лучшими друзьями. А в школе не складывалось: сначала смеялись, потом откровенно боялись, за спиной шептались: "Псих". С самого детства он ненавидит злые трусливые шепотки за спиной, предпочитает говорить всё прямо.
У Криса была проблема, когда он вырос - научился с ней справляться, научился делать так, чтобы никто и не замечал. А пока учился, это доставляло ему массу неприятностей. У Хэмсворта была дисграфия, и, конечно, в этом не было ничего страшного, если так разобраться. Но не встретилось ему в жизни человека, который помог бы разобраться.
Он помнит, как маленьким мальчиком бился над написанием самых простейших фраз. Ярче всего почему-то запомнилось особенно ненавистное: "У Мэри был барашек". Барашик, борашек, борашик - выводил он старательно в тетрадке, аж язык высовывая от усердия. Строгая преподавательница миссис Эванс поджимала тонкие губы и заставляла снова и снова писать правильно, мальчишки смеялись, девочки фыркали в кулачки, а к глазам подступали всё те же яростные слёзы. Он ненавидел свою тетрадку и ручку, ненавидел одноклассников, ненавидел отвратительную Мэри и её гадкого барашка.
Дома было легче. Мама жалела, смотрела грустными глазами и целовала в макушку. Люк обещал помочь с выполнением уроков, но потом вспоминал о своих неотложных делах, не до того ему было. Впрочем, обещание всё равно грело. И только Лиам оказался самым мудрым, он понял, как тяжело старшему брату и старался показать Крису, насколько тот важен и хорош в другом. Невинно хлопая ресницами, братишка просил помочь ему с математикой. Крис щёлкал задачи как орешки, покровительственно-насмешливо объяснял Лиаму, как их надо решать, и тот, молча, кивал и смотрел на брата с искренним обожанием и восхищением. Крис понял эту маленькую уловку только спустя много-много времени. И не стал ничего говорить, слишком важны для них обоих стали эти занятия математикой.
Потом Крис вырос, стал совсем, кажется, взрослым. Он научился не переживать по поводу своих проблем с письмом, ну мало ли, какие у людей бывают неприятности. Только вот всё равно старался, чтобы никто не узнал об этой его маленькой проблеме. Он редко писал кому-нибудь письма или открытки, и то ограничивался парой стандартных фраз. До поры до времени, удавалось прятать свою дисграфию.
А потом в его жизни появился Том. У них было лишком много времени, проведённого вместе на съёмочной площадке, но слишком мало, ужасно мало, невыносимо мало для того, чтобы наговориться вдоволь. Он тянулся к этому смешному британцу с детским взглядом голубых глаз и странное дело, экранный братец был старше на несколько лет, но Крису казалось, что Том младше и, конечно, дело было совсем не в том, что Хиддслтону приходилось играть младшего принца.
Когда съёмки закончились, Том уехал. И Крис страдал от невозможности поговорить. Мучился и зверел, не находя себе места, и всё-таки не выдержал, отправил Хиддлстону смс. Ответ пришёл незамедлительно, другу, кажется, было наплевать на все его чудовищные ошибки. Они переписывались смсками, потом по электронной почте, и Крис, писал всё то, что не успел рассказать. Много, без остановки, так, будто Том сидел рядом, ласково и немного лукаво щурился и внимательно слушал. И не было между ними никаких тысяч километров. А потом снова были съёмки в одном фильме. Друзья встретились, много-много разговаривали, Хиддлстон смеялся и согревал всё и всех вокруг одним своим присутствием, потом они здорово напились в каком-то баре, и всё вокруг казалось им смешным и радостным.
А потом случилось страшное. Том осторожно спросил у Криса, почему тот делает так много ошибок на письме. Хэмсворт вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, подступила бессильная ярость и показалось даже, что друг сейчас будет насмехаться. Вот это было совсем уже глупо и не лезло ни в какие ворота, решительно все знали, что Хиддлстон просто физически не способен никого обидеть, тем более друга. Крис, набычившись молчал, а Том присел перед ним на корточки, положил руки ему на колени и заглядывая ему в глаза снизу-вверх, мягко предложил свою помощь. И не было никаких сил досадливо стряхнуть с колен эти тёплые тонкие руки, не было никакого желания обидеться или наорать, не было никакой возможности отказаться.
Друг взялся за дело с присущей ему дотошностью, они вместе читали книги, запоминали написание слов, Том рисовал для него буквы и просил обводить в кружочки или зачёркивать нужное, попутно они занимались какими-то глупыми логопедическими упражнениями. Вечно таскали с собой распечатки с простенькими детскими стишками и с теми самыми буквами. Любопытный каст пытался поинтересоваться, а чем это они занимаются, коллеги пытались совать носы в эти бумаги, Хиддлстон вежливо, но твёрдо сообщил, что они работают над ролью и заучивают сценарий, а Хэмсворт для пущего эффекта ещё и мышцами поиграл. От них отстали, и теперь всё свободное время было посвящено борьбе с этой проблемой. "Наша проблема, которую мы победим," - абсолютно искренне говорил Том, и у Криса в груди теплело от этого уточнения. Иногда он впадал в отчаянье и не верил в себя, но он не мог не верить другу, а Том всегда его поддерживал, всегда восхищался его успехами. Хиддлстон был уверен, раз так можно работать с детьми, значит, можно и со взрослыми. И Хэмсворт старался изо всех сил.
И вот, наконец, он смог самостоятельно написать предложение с первого раза без ошибок и мучительных раздумий.
- Напиши мне, напиши, ну, например... - Том задумался, сочиняя фразу.
- У Мэри был барашек, - машинально выплюнул Крис ненавистное.
- Да, - просиял Том. - Хорошая детская песенка. Напиши: "У Мэри был барашек".
Он смотрел ласково и положил руку другу на плечо, чтобы тот не сомневался в своих силах. Крис и не сомневался больше.
"У Мэри был барашек" - старательно написал он ровным и чётким почерком, и Хиддлстон рассмеялся с совершенным облегчением. Хэмсворт смотрел на выведенные им буквы, на друга, на его милые морщинки в уголках глаз и сам улыбался тихой и почему-то застенчивой улыбкой. А то, что глубоко внутри рос комок из освободительных слёз, счастья и тепла, так об этом никому знать вовсе не обязательно.
