[Rikka]

Паломничество / Pilgrimage (2017) — Часть 1

Премьера: 23 апреля 2017 г.



Режиссёр — Брендан Малдауни
Ричард Армитидж — Раймон де Мервиль
Том Холланд — послушник
Джон Бентрал — немой
Стэнли Вебер — брат Геральдус

Впервые информация об этом фильме прозвучала в одном из интервью, посвящённом роли Доллархайда, 2015 г.: «Мы начали буквально в прошлую пятницу (24 апреля 2015 г.), так что для меня всё пока в новинку! Неделю назад в Торонто мы закончили снимать “Ганнибала”, и вот я уже в Ирландии. Это замечательный сценарий, который продюсируется компаниями “Irish Film Board” и “XYZ Films”. Независимый фильм, снимаемый в сотрудничестве с бельгийцами. События происходят в начале XIII века сразу после Четвёртого Крестового похода и рассказывают о том, как священная реликвия возвращается в Рим. Я играю норманнского оккупанта, который большую часть времени пытается сорвать это путешествие. Половина моих диалогов звучит на французском».

Герои Ричарда уже говорили на других языках — например, по-русски, но только отдельные фразы. Теперь же ему предстояло выучить изрядный текст на старо-французском, что довольно трудно, потому что сам он признавался, что владеет этим языком «немного»: «Но я пытаюсь выдавать себя за француза, так что это будет очень интересно, потому что я работаю с большим количеством бельгийцев, и у меня много сцен с парнем, по имени Стенли Вебер, а он парижанин! На данный момент пока всё неплохо».

Тем не менее, с тех пор прошло почти два года, прежде чем фильм оказался в программах фестивалей и затем вышел в широкий прокат.

Строго говоря, это не первый фильм на основе средневекового материала, — как ни как, сериал о Робин Гуде, при всей специфике, имеет прямое отношение к тем временам. И всё же у актёра ещё не было такого по-настоящему серьёзного и глубокого проникновения в средневековую культуру Европы. И сам он замечал, что действие фильма «наиболее приближено к правдивому отображению действительности того, откуда мы пришли».
В этом, пожалуй, была основная сложность, с которой столкнулись создатели фильма: независимый статус предполагал довольно ограниченный бюджет, но историческая основа требовала затрат для воплощения культурного колорита. Но Ричард полагал, что в этом есть безусловные преимущества: «…Если это независимое кино, то, на мой взгляд, у тебя гораздо больше простора для экспериментов. Так что, в данный момент, мне действительно доставляет удовольствие работать в относительно низкобюджетном независимом кино, потому что это то самое место, где я могу реализоваться как актёр, и где нет студии, опасающейся тех рисков, на которые ты можешь пойти. Поэтому сейчас это та ниша, где мне больше всего нравится».

Как отмечалось во многих рецензиях, фильм представляет собой тот редкий случай, когда низкий бюджет не только не ощущается, но и возникает чувство масштабности, размаха съёмочного процесса, — в основном, конечно, за счёт невероятных пейзажей, но во многом также вследствие кропотливой работы создателей и умения правильно распределять средства и силы: «Кажется, у нас было около 23 дней. Мы все приехали в Ирландию, трейлеры действительно были ветхие и костюмы собирались по частям. Художник по костюмам проделала потрясающую работу, пошивая вещи своими собственными руками. Мне очень нравится то, что фильм выглядит масштабнее, чем деньги, которые были на него потрачены. Это действительно заслуга гения Брендана Малдауни, потрясающей операторской работы и ирландских пейзажей. Никогда не стоит всё это недооценивать».

Весь прошлый творческий опыт актёра подтверждает его склонность сохранять внутреннюю независимость на фоне обязательной командной дисциплины при подготовке к роли: «Я люблю изучать книгу, где герой уже придуман автором, поскольку это первоисточник, но я также люблю сделать [его историю] более подробной и интерпретировать то, что хотел донести автор, а затем отыскать те моменты, которые помогут “засеять сад”. В то же время, когда у тебя нет ничего, ты волен двигаться в любом направлении. Сложность в этом случае в том, что ты должен быть в постоянной связи со сценаристами и сотрудничать с создателями сериала или фильма, потому что я могу сколько угодно часами бродить по касательной, погрузившись в свой мыльный пузырь исследований, но если это не будет грамотно изложено в словах на странице сценария в авторской комнате или с автором непосредственно, это будет интересно лишь мне одному, но бессмысленно для картины».

Имея полную свободу воплощения замыслов, создатели, действительно, постарались добиться максимума подлинности при воплощении сюжета. Сценарист Джейми Ханниган рассказывал, что на этапе подготовки много работал с Томом Холландом и Джоном Бернталом, в особенности над тем, что у обоих были нестандартные фонетические особенности: у Бернтала был как бы «внутренний» язык, а герой Холланда говорил на нескольких. Также Джейми написал большую детализированную предысторию персонажей Ричарда и Джона, и хотя в фильме этого не увидишь, но всё это незримо присутствует. Так что Ричард был не единственный в своём роде: для всех персонажей были сделаны мини-биографии, к примеру, о клане, в котором был Диармуд; предполагалось гораздо детальнее рассказать о нём в начале фильма, но из-за ограниченного бюджета всё это пришлось убрать. И даже Бернтал тоже занялся мини-биографией Немого, хотя поначалу не собирался этого делать, хотел, чтобы была завеса тайны.

Наверно, это одна из немногих ролей, которая предназначалась именно для Ричарда, а не попала к нему случайно: «Кажется, мне прислали сценарий задолго до того, как начались переговоры с другими актёрами, и это было целенаправленное предложение. У меня агент в Лос-Анджелесе, он ирландец и всё ирландское очень его привлекает. Это обстоятельство и свело меня с ирландским кинематографическим советом и привело к сотрудничеству с ирландскими режиссёрами. Так что сценарий просто упал мне в руки, и очень понравилась возможность сыграть персонажа француза, преимущественно сфокусированного на войне на оккупированной территории в тот исторический период. Мне крайне по вкусу пришёлся тот мир, который описал Джейми Ханниган». Сам Ханниган уточнял потом, что с Ричардом ему встретиться на съемочной площадке не удалось, но он много писал ему по электронной почте, так как ему очень важно как можно больше знать о роли.

Проект был интересен Ричарду не только сам по себе, но и как часть эпохи, которая влекла его с детства: «Помню, в начальной школе изучал Ричарда Львиное сердце и интересовался Нормандским Завоеванием. Конкретно в этой истории мне было интересно отношение мальчика, выросшего в захваченной сельской Ирландии, и конфликта между своего рода миролюбивой группой монахов и этой семьёй, в особенности с Раймоном Де Мервиллем как молодого правителя, выросшего под военными знамёнами». Но идея истинных и иллюзорных ценностей, поднятая в фильме, тоже оказалась для него очень привлекательной, — тот «момент, когда открывается, что Реликвия — это всего лишь каменный обломок. Все возлагали на неё надежды, благоговели и наделяли столь сильной властью, а в итоге получили что-то вроде увековеченного мифа. Мне было это интересно. То есть, в каком-то смысле реакция героя в этой истории — что-то вроде издёвки, и мы в современном мире порой делаем то же самое. Мы наделяем вещи такой важностью, вне зависимости от того, каковы наши боги; всё дело в проецировании чего-то на то, что не имеет ценности. Эта тема проходит через весь фильм».

По мнению Ричарда, фильм подводит зрителя к мысли, что рано или поздно приходится выбирать между высокими, но абстрактными истинами и конкретными человеческими чувствами любви, преданности, мужества: «…К концу фильма вы начинаете осознавать, что автор Джейми и режиссёр действительно исследуют братские отношения и дух товарищества, и по факту показывают торжество жизни в тот самый момент, когда на этом пляже происходит бойня. Они как бы внушают, что мы не должны придавать такое большое значение подобным реликвиями — а стоят ли они того, чтобы умирать за них?»

Поэтому Ричард полагал, что проблематика сюжета близка, понятна и актуальна, несмотря на историческую экзотику: «В фильме есть реплика, когда я говорю, что всегда будет ещё одна война, всегда будет повод притязать на спасение или искупление. И ты знаешь, что это лишь повод отправиться на войну и установить господство посредством идеи о реликвии, которая на самом деле, когда ларец откроется, оказывается всего лишь камнем, и ты не веришь своим глазам, а они наделяют его всей это силой. И я думаю, мы сегодня очень часто поступаем так же. Вероятно, биткоины — современная версия реликвии, понимаете?»

Ещё одна смысловая линия, привлёкшая актёра, — тема властной функции религии, когда идея становится антропоморфной, почти что самостоятельным субъектом. По мнению Ричарда, это происходит «в силу того, что постичь до конца мы не можем. Вы можете иметь свои убеждения, но если вы не убеждённый верующий, вы не можете действительно поверить, как что-то, произрастающее из истории, книги или литературного произведения, может быть создано, чтобы властвовать или заставить целые нации идти на войну друг с другом. …Это то, что построено, чтобы завоевать умы и захватить общество, а кто-то скажет, что и контролировать общество. Во многом в этом и было дело во всей этой истории, но это же самое мы можем видеть и сегодня. Думаю, это и есть та причина, по которой мы можем ощутить связь с этой историей. … Я пытался объяснить своего рода дар, которым мы все наделяем этот кусок камня. Не отчуждая людей, имеющих сильные религиозные убеждения, мы наделяем что-то, будь это книга или причастная облатка или вино, которое вы пьёте, властью, происходящей из человеческого разума. Мы даруем эту власть и значимость. В каком-то смысле в этом и есть замысел фильма. Мы видим камень, мы знаем историю его происхождения, и путь этой реликвии так же важен, как и жизнь любого из этих героев. Вы осознаёте, что они наделили властью эту вещь, и это стоило людям их жизней, а это всего лишь камень» .

Новый персонаж привлекает не только завораживающей хитростью и жестокостью, но и внешним видом, который, как выясняется, создан… самим Ричардом. Этим и хорош независимый проект, — создатели очень тесно работают с актёрами, это коллективная идея: «Брендан Малдауни великолепно сотрудничал со всеми, он дал мне свободу в том, как будет внешне выглядеть мой герой. Он абсолютно точно представляет себе, каким будет его фильм, но интересовался моим подходом к этому, и это было здорово, очень демократично». Кроме того, «сценарист дал мне целый ряд отправных точек — он родом из Руана и большую часть взросления провёл в Ирландии. Захват произошёл, когда он был довольно молод, вероятно, был подростком, поэтому я просто взял во внимание корни его семьи. <…> Я как бы двигался от этого, отталкивался от определённой музыки и изображений, чтобы поставить на ноги этот образ. Но по факту, так как это по большей части линейный фильм-путешествие, предыстория героя по большей части декорация — всё должно было быть только здесь и сейчас, и дальше, и это было довольно здорово — быть с этим героем, до мозга костей человеком действия, смотрящим вперед и амбициозным».

Отвечая самому себе на вопрос, что именно сделало Раймона таким, Ричард нисколько не собирался его оправдывать. Ему просто хотелось объяснить самому себе, как в одном человеке могут сочетаться храбрость и предательство, ум и жестокость, преданность и коварство, и это не исключение, а скорее норма: «Есть в нём некое честолюбие, он вырос в обществе отца, где война была единственной причиной существования. Война, доминирование и оккупация — вот всё, что ему ведомо с колыбели, и его отец сейчас уже в состоянии жизненного упадка. Он называет отца трусом. Поэтому реликвия для него является чем-то, что поможет ему возвыситься, это своего рода золотой билет, который поможет завоевать расположение короля. И это, полагаю, всё, что он перед собой видит, не замечая жизни вне этого». Таким образом, Раймон полагает, что отец не просто изжил себя и поэтому должен уступить место сыну; он глубоко убеждён, что своими действиями отец нанёс непоправимый урон репутации их семьи: «Идея наследия, которое вы получаете в силу репутации ваших родителей, влияет на всю вашу жизнь, то есть ему нужно оставить своё собственное наследие как человека безжалостного, решительного и амбициозного. Это была мантра, которую он пытался для себя выстроить».

Вывод актёра однозначен и беспощаден: «…Он видит самого себя как чемпиона, который добьётся присутствия своей семьи подле короля и преподнесёт ему эту реликвию. Он собирается вести армию в следующий Крестовый поход. Это та часть, где он говорит, что искупление и спасение достигается путём героических поступков на войне. Думаю, он таким образом и видит свой путь и он почти видит себя со своей армией в Святой Земле, и, тем не менее, он живёт собственными фантазиями. Поэтому я бы назвал его экстремистом или фанатиком».

Но есть ещё один нюанс, который заметен далеко не сразу: желание Раймона отличиться в Крестовом походе одновременно примиряет его с миром и отчуждает от него: «Он копит силы для ещё одного крестового похода, поэтому мне он казался кем-то отделившимся от большой военной машины. Полагаю, это делает его злодеем». Это очень интересная мысль. Средневековое мышление общинно. То есть, не общемировое, а, скорее, групповое — цеховое, орденское, сельско-общинное. Потому что основано на религиозной идее, не позволяющей быть индивидуальностью в полном смысле слова. И вот появляется некто, кто хочет сам, без опоры на традицию, достичь цели. И он воспринимается как злодей не только потому, что «воспринимается субъективно», сторонниками традиции, но и реально выступает злодеем. Потому что реализовать свои намерения он может, только преступая традиционные мораль и право. И то, что Раймон погибает при этом, совершенно закономерно: время для индивидуализма ещё не настало.

Таким образом, Раймон живёт в мире, где моральные ценности перевёрнуты с ног на голову, — и всё в рамках Закона Божьего: «…В тот период времени норманны были частью большой военной машины, и он должен был быть воспитан в такой культуре. Он всегда был на войне и должен был быть натренирован для сражений. Для него насилие было нормальным явлением, так же как и отстаивание своего превалирующего в обществе положения путем насилия. Для него бой — привычные будни». Вот почему «…я никогда не рассматривал его как злодея. Я воспринимал его как своего рода носителя войны; с современной точки зрения разжигатели войны считаются мерзавцами, но я думаю в рамках жестокости того периода, который мы рассматриваем, его бы приветствовали как героя или чемпиона, так как он отстаивает свои интересы. Но да, работа на таком уровне имела ощутимый металлический привкус». Как солдат он не отягощён высокими материями, хотя истово верует в бога.
 

Продолжение в следующем посте.