Читая эту главу, я поняла, чего мне не хватало в книге 3 - речей (и мыслей) Сэма. Строго говря, их и в первых двух книгах не хватало, персонажей было много, Сэм держался в тени, а вот тут у него бенефис. И его пикировки с Голлумом - супер. И знаете, ни один переводчик кроме Муравьева с этой сочной яркой речью не справился, хотите режьте меня, хотите бейте. И даже попадаются более точные соответствия оригинальному тексту, чем у КК, например:
Various reproachful names for himself came to Sam's mind, drawn from the Gaffer's large paternal word-hoard; then it also occurred to him that his master had been right: there had for the present been nothing to guard against. They were at any rate both alive and unthrottled.
Перевод КК:
Сэм разразился было упреками в свой адрес, не жалея хлестких словечек из обширного лексикона старого Гэмги, но тут же сообразил, что Фродо оказался прав: во–первых, сторожить было не от кого – Голлум исчез, а во–вторых, оба они были живы, никто их во сне не задушил. ("разразился упреками" - вольность, согласно тексту Сэм вслух ничего не говорил; всякие "во-первых", "во-вторых" в оригинале отсутствуют, да и неуместны совершенно, потому что скорее всего это внутренняя речь Сэма, сами посудите, насколько ему это идет)
Перевод Муравьева
Сэму припомнились многие нелестные клички, какими, исполняя отцовский долг, награждал его Жихарь, никогда не лазивший за словом в карман; потом он сообразил, что хозяин-то был прав – стеречься не от кого. Как-никак оба целы, невредимы и ничуть не удавлены.
Elvenstar, классное исследование насчет тела Саурона, респектище!
А вот описание земель за Мертвецкими болотами - ну, я не согласна, я сравнила, у того же Муравьева не вижу ни упрощений, ни сокращений. Есть моменты отхода от буквализма, но все переводческие компенсации, по-моему, сделаны профессионально и с максимальным эффектом, получился плотный, напористый, впечатляющий текст:
Цитата:
|
Фродо огляделся, и ему стало жутко. Отвратны были Мертвецкие Болота и пересохшая пустошь, но во сто крат чудовищнее то, что теперь открывал его запавшим глазам ползучий рассвет. Даже Могильные Топи весна еще подернет зеленоватой пеленой, но здесь не могло быть ни весны, ни лета. Здесь не было ничего живого, не было даже трупного тлена. Зияли ямины, засыпанные золой, загаженные белесовато-серой грязью, точно блевотиной горных недр. Бесконечными рядами возвышались груды каменного крошева и кучи обожженной, изъязвленной земли – дневной свет как бы нехотя озарял изнанку смерти, кладбище без мертвецов.
|