Лесса, я без сказки, зато с сэром.
Кто там про микстуру спрашивал? Лечение - завтра по плану. Но ради дня рождения дополнительная порция:
Даже в маноре Локсли, который он считал своим домом, ему не было так спокойно и хорошо, как здесь. Ветер с востока бросал волосы на лицо, мешая смотреть, но стоило прибавить скорость, как их снова отбрасывало назад, и он скакал все быстрее, чувствуя абсолютную свободу и полное единство с этими холмами, ветром и волнами травы под копытами лошади. Сэр Гай засмеялся, и развернувшись, поскакал обратно, навстречу девушке, которая ждала его на тропе у леса.
Смирная лошадка леди Марион была лишена духа соревновательности, поэтому спокойно щипала траву, пока хозяйка откровенно любовалась вторым всадником. Хотелось сравнить его с греческим кентавром, но ведь это, кажется, не по-христиански... Сэр Гай вообще вызывал у Марион не очень христианские мысли, которых она отчасти боялась. Вот и теперь, когда он скакал ей навстречу наперегонки с ветром, сверкая белоснежными зубами, девушке хотелось пнуть свою толстую лошадь, чтобы поскорее ускакать прочь, но если он ее догонит (а он ее обязательно догонит), то...
- Я знала, что вы прекрасный наездник, сэр Гай, и без этой демонстрации, - довольно дерзко сказала она, оберегая свое хрупкое душевное равновесие от разрушения под взглядом сияющих синих глаз. - Я тут скучала, пока вы скакали где-то там по лугам.
- Руфус застоялся в конюшне, - объяснил Гизборн, осаживая коня рядом с ней. - Он так обрадовался прогулке, что я не мог ему запретить.
Леди Марион потрепала черного коня по блестящей от пота холке и улыбнулась. Конь и всадник, действительно, начинают хорошо понимать друг друга за годы дружбы. Точно — кентавр... Девушка развернула свою кобылу.
- Нам пора возвращаться домой, - сказала она, опустив глаза, чтобы скрыть волнение.
Сэр Гай подъехал ближе, перехватив ее повод рукой в кожаной перчатке.
- Еще одну минуту, - попросил он неожиданно севшим голосом. - Я хотел...
- Да? - Марион была вынуждена поднять голову и посмотреть ему в глаза, почти черные, с тонким синим ободком вокруг зрачка. Она не думала, что он подъехал так близко... Что его дыхание обожжет ее щеку... Что неожиданно закружится голова...
- Да? - чуть слышно повторила она. Ну давай же! Поцелуй меня! Скорее!
- Я хотел просить вашей руки, миледи, - наконец выговорил сэр Гай. Голос его не слушался. Его губы были так близко, но он не спешил воспользоваться случаем, а может, не догадывался, что этот случай вот прямо сейчас ему представляется.
Марион подождала еще несколько секунд, а потом, скрывая внезапное острое разочарование, довольно холодно ответила:
- Я польщена, сэр. Но ваше предложение несколько неожиданно. Я не могу дать вам ответ сейчас.
Сэр Гай кивнул.
- Да, конечно. Я понимаю. Но могу я надеяться на скорый ответ? Мне... тяжко находиться в неведении.
- Две недели — будет не слишком долго? - поинтересовалась Марион.
Гизборн побледнел.
- Я настойчиво просил бы вас принять решение раньше. Видите ли... дело в том...
Марион смотрела на него с досадой. Этот влюбленный дурак совершенно не понимал, что будь он хоть чуть-чуть решительнее, и он получил бы ее согласие здесь же и сейчас. А теперь — пусть мучается.
- Дорогой сэр, вряд ли я могу решать свою судьбу наспех. Вы должны дать мне достаточно времени.
- Но его у вас нет! - в сердцах воскликнул Гизборн.
- Почему же? - надменно подняла брови леди Марион.
Гизборн тяжко вздохнул.
- Потому что, если вы не согласитесь выйти за меня замуж, через неделю вам придется выходить замуж за другого человека.
- Что за чушь!
- Вы совершенно не понимаете, что происходит в Ноттингеме, миледи, - горячо сказал сэр Гай, снова наклоняясь к ней, отчего мысли Марион вновь утратили четкость. - Он просто не оставит вам выбора.
- Кто?
Шериф Вейзи.
Марион широко раскрыла глаза.
- О Боже, нет! - от ужаса она покачнулась и вцепилась в куртку Гизборна. Тот взволнованно сжал ее руку.
- Вы знаете, как я отношусь к вам, миледи. Как я... люблю вас. Умоляю, решайте скорее, иначе вашу судьбу будут вершить другие.
Такой бури противоречивых чувств Марион не испытывала еще никогда в жизни. Она умоляюще посмотрела на Гизборна.
- Но хотя бы три дня у меня есть?!
Он отцепил ее пальцы от куртки и поднес к губам. Бережно поцеловав, он отпустил ее руку.
- Я вернусь за ответом через три дня, миледи. Надеюсь на вашу благосклонность.
- Вы сказали, что у меня нет выбора, - с сарказмом заметила Марион.
- Тогда зачем вам эти три дня? - поднял бровь Гизборн.
- Вы несносны! - сердито стукнула она кулачком по колену. - Хорошо! Решайте все за меня! Я согласна! Довольны?
- Вы согласны выйти за меня замуж? - уточнил сэр Гай.
Марион сердито посмотрела на него.
- Да, согласна, - подтвердила она с неохотой и отвернулась, поэтому не видела выражения, появившегося на лице Гизборна при этих словах. Только вдруг ощутила его пальцы на своей щеке, и горячие губы, а потом мир закружился так быстро, что Марион закрыла глаза, чтобы не упасть. Когда она вновь открыла глаза, то увидела, что лошади медленно идут вдоль кромки леса, повинуясь руке Гизборна, с улыбкой смотрящего на свою невесту. Марион смущенно опустила голову.
- Марион, вы сделали меня счастливым, - сказал сэр Гай. - Клянусь, я никогда не обижу вас.
Но Марион не смогла придумать, что ему ответить. Ей очень хотелось, чтобы ее быстрое согласие выглядело вынужденным, но себе она не могла не признаться, что решила все сама. И даже мысль о том, что она нарушает клятву, данную когда-то Робину Хантингтону, не изменила ее решения. В конце концов, кто знает — жив ли он еще... Чтобы не молчать, девушка указала на прибитый к верстовому столбу кусок пергамента, который только что заметила:
- Что это там такое? Новый указ нашего нового шерифа?
- Не знаю, - пожал плечами Гизборн. - Давайте посмотрим.
Они приблизились к столбу. Официального вида печать украшала большой лист, на котором витиеватым почерком ноттингемского писца было выведено:
«Именем Его Величества короля Англии Ричарда.
За дерзость и своеволие,
За оскорбление королевской власти,
За поднятие оружия против слуг государя -
граф Роберт Хантингтон, бывший владелец Локсли,
объявляется вне закона.
За его голову назначается вознаграждение
в 400 золотых монет.
Вейзи, шериф Ноттингемский».