[Tauriel]

Сейчас поищу... Вот:

История Берена и Лучиэнь никак не могла обрести форму. Толкиен все переписывал и переписывал сюжет, но в нем словно чего-то не хватало. Вряд ли Толкиен отчетливо представлял себе, чего именно не хватает. Это нам сейчас легко рассуждать: "исходя из всего вышеизложенного..." Толкиен этого себе не излагал! Он просто видел: что-то не так. На помощь пришли рассуждения чисто фактографического плана. Стало ясно, что с характером Кэлегорма внутренний конфликт двух клятв не вяжется. Похоже, что "конфликт двух клятв" был конфликтом двух личностей. Один, давший Клятву Феанора, конечно, Кэлегорм. Кто же второй? Кто дал клятву дружбы Барахиру? Основатель Нарготронда. Тогда не Кэлегорм основал Нарготронд? Но кто?

Возникает образ Фелагунда, старшего сына Финрода. [т. е. Финарфина в более позднем варианте] По-моему, Толкиен сам удивился. С появлением нового персонажа история Берена и Лучиэнь сразу обрела форму; сюжет обрел внутреннюю целостность; окончательно сформировалась интонация, та самая, которая делает эту легенду непохожей ни на какую другую историю любви. Действительно, ни при каком порядке вещей (если он внутренне логичен) тот, кто изначально пересилил его, не может воспользоваться плодами этой победы. Новое не может просто заместить старое - старое должно быть сперва сломано. В миропорядке необходимо пробить брешь, которую заполнит любовь Берена и Лучиэнь. Нужен персонаж, который одновременно и герой, и жертва, причем с точки зрения старого миропорядка жертва бесполезная.

Задумаемся о Проклятье Нолдор. Что это - наказание за пролитую кровь? И да, и нет - Нолдор никто не наказывал, они сами себя наказали. Мандос просто предупредил их, попытался открыть им глаза. Нолдор (как абсолютно правильно говорили Синдар) несли с собой этику "кто силен, тот и прав", естественно оборачивавшуюся воздаянием без надежды, которое и называли своим "проклятьем". "Снять" его можно было, очевидно, только поступая в соответствии с иной этикой - той самой, о которой сказано выше, этикой милосердия и мудрости (таковы правила, заданные творцом мира). Но ранее, чем такая этика обретет силу закономерности Рока (Берен и Лучиэнь), необходимо, чтобы она просто возникла. Чтобы кто-то поступал так, как требует она, в рамках старой этики. Естественно, она его убьет. И это будет абсолютно бесполезная смерть (с точки зрения старой этики.) Но без подобной жертвы новая этика не сможет стать закономерностью - слишком жестка существующая система. Ее необходимо взломать, оставаясь в ее рамках. На Фелагунде тоже лежит связанное с Сильмариллами проклятье, но вины на нем нет. Он дает клятву и держит ее, причем для себя он ничего не получает и не может получить, а теряет все. Но ни на секунду не задумывается об этом. И винит себя в том, что ничем конкретным не смог Берену помочь. Красивый, добрый, умный. Бесполезная жертва.

Но Валар на это посмотрели по-другому.

...А Фелагунд смеется в Валиноре
И не вернется до заката дней
В наш серый мир страданий и смертей...

(Lay of Leithian)


А что еще они могли для него сделать?
Вообще говоря, потрясающе уже то, что Фелагунд - эльф. Эльфы связаны порядком вещей, и для них сделать что-то, идущее с этим порядком вразрез, пусть даже оставаясь в его рамках - задача почти непосильная, требующая удивительной душевной чистоты, доброты и некоей высшей мудрости, анализировать которую я, пожалуй, и пытаться не буду. <...>

Возникает поистине замечательное произведение - "Беседа Финрода и Андрет". Тот факт, что именно Финрод оказался носителем духовных и нравственных ценностей, близких сердцу христианина-Толкиена, обретает интересное, но очень закономерное развитие: Финрод своим умом доходит до идеи Бога (Эру), который, дабы исправить злодеяния Мелькора, войдет в Арду в человеческом облике, ибо лишь люди достаточно свободны, чтобы изменить мир. Финрод, таким образом, предугадывает христианство - становится "первым христианином Средиземья". Но ведь он действительно был первым христианином Средиземья, если понимать христианство не как культ, а как живую, но имеющую твердые основы этику.