Очень странный нефанфик

[Антон]

Очень не плохо, правда в нескольких местах я бы вместо "но", поставил бы "а", и еще "значительных рамеров отряд" - этот оборот, на мой взгляд, нарушает атмосферу произведения. Но как я уже говорил, я не литератор... В общем и целом - очень интересная завязка, или даже скорее вступление или пролог. Что же будет дальше...?

PS Спасибо за ПМ

[Нимфея]

Ну, скажем, ПМ я отправила и для себя тоже. Дабы не сидеть одной. С отрядом пока думаю, «но» убираю. Выкладываю следующий кусочек. Правда, отредактированный только мной.

Он сегодня что-то очень уж рано проснулся. Небо на горизонте еще только чуть-чуть посветлело. Джон поворочался в постели, помаялся, в попытках снова уснуть, а затем решительно встал. Умывшись и погрызя свежевыкопанной морковки, он немного подумал и решил сходить искупаться на озеро, благо наконец-то наступило тепло после дождливой недели.
Джон до смерти любил этот слегка заболоченный водоемчик, громко звавшийся озером, с его вязким дном, ряской и кувшинками. Часто он приходил туда посидеть в шелестящей лесной тишине, гораздо более милой, чем вечные крики и суета в Истхиллтоне. Джон мог часами просидеть на берегу под тонкой завесой ветвей ивы, погрузившись в свои мысли. Глядя в воду, на которой то играло солнце, то плясали капли дождя, он размышлял о жизни, о людских грехах и добродетелях, о беспомощности перед смертью даже самых великих, о вечном торжестве жизни… Или просто сидел и ни о чем не думал.
Иногда он предавался своим радужным мечтам о счастье. Представлял, как однажды вот так вот тоже будет сидеть, тренькать на лютне и засыпать от теплого марева, висящего над озером… И бесшумно выйдет она из-за густых елей и присядет рядом, улыбаясь. Живым золотом будут ее кудри, спадающие на плечи, волшебным лесом будут светиться ее очи. И скажет она: «Я пришла встретиться с тобой, Джон и Истхиллтона. Говорят, ты хорошо поешь». И он возьмет в руки лютню и будет играть весело и нежно, будет петь так, как никогда в жизни. И она скажет: «Ты тронул мое сердце, менестрель, я хочу тебя как-нибудь вознаградить. Но ты должен знать прежде, что я королева эльфов и многое в моей власти. Проси теперь чего хочешь. Любое твое желание будет исполнено». Он конечно смутится, но ответит: «Ваше величество, лучшая для награда, о которой может мечтать смертный – поцелуй прекрасной королевы эльфов». Она удивленно посмотрит на него, может даже, поначалу разозлится, отчего сияющую белизну ее кожи тронет алый румянец. А потом посмотрит ему в глаза и промолвит: «Что ж, я ведь обещала… Но знай, Джон, что, поцеловав меня, ты будешь вынужден целых семь лет служить мне в моем королевстве». А он скажет: «Что такое семь лет человеческой жизни?», и прикоснется к сладким как мед губам королевы. А потом… Потом он конечно будет ее верным рабом целых семь лет. Не потому, что таково было условие, а потому что так сильно он будет любить, и ничего не будет ему нужно от его госпожи, кроме как позволения быть рядом. Вот о чем мечтал деревенский полудурок Джон.
Сейчас он шел по узенькой тропинке, по лесу, с улыбкой прислушиваясь к постукиванию дятла по стволу сосны. Добравшись до озера, Джон немного поплескался, распугивая лягушек, и, озябнув, стал прыгать на берегу. Солнце уже поднялось довольно высоко и вовсю уже светило сквозь кроны деревьев, слепящими бликами дрожало на поверхности воды и в чашечках желтых кубышек. Джону вдруг захотелось нарвать этих удивительных цветов, и он стал ходить вдоль берега, выискивая где бы можно было это сделать, не промочив одежду. В конце концов он плюнул и, зайдя в воду чуть ли не по пояс сорвал несколько кувшинок. Выйдя на землю, Джон что-то засмотрелся на свое приобретение и вдруг наступил во что-то мокрое и очень холодное. Оказалось, что в озеро впадал маленький ручеек, скрытый высокой травой и кустарником. Раньше его здесь не наблюдалось, и Джон, закинув за спину свою лютню, которую вообще везде таскал с собой, пошел вдоль него, посмотреть на родник.
О, Боже Милостивый! Он даже не сразу ее увидел. Разметавшись во сне, она лежала у самой воды в темно-зеленом бархатном плаще и полупрозрачном платье золотистого оттенка. Черно-золотой тяжелый пояс лежал на бедрах. Как завороженный, Джон смотрел на тонкий профиль склоненного к плечу лица, ткань плаща отбрасывала на него зеленоватую тень. Темные волосы, заплетенные в свободную косу, змеились, красновато поблескивая, в траве. Очень миниатюрная, спящая была просто воплощением женственности и нежности. Джон кинул взгляд на грудь, натянувшую ткань платья, покраснел и опустил взгляд на ее стройные ножки, белевшие в очень высоком разрезе. Полудурок окончательно смутился, хотел было уйти от греха подальше, но в последний момент что-то вспомнил и положил рядом с королевой (а в том, что это королева, он нисколько не сомневался) букетик кувшинок. Потом еще постоял, теребя ремень лютни, и тихонько ушел.

Как же ей было плохо! Вьяни заставила себя пошевелиться, чувствуя, как затекли у нее руки, как ноет спина, оттого что она лежала прямо на ножнах с мечом… сколько она пролежала вот так? Похоже что целый день, потому что солнце уже было низко. По плечу у нее полз огромный черный жук, она с внутренним содроганием сбила его щелчком. Жук с громким стуком упал на лежащие возле нее желтые увядшие цветы. Вьяни удивленно подняла брови. Этих кувшинок явно раньше здесь не было, значит, кто-то их принес? Все это было очень уж странно: женщина лежит в обмороке в лесу, приходит некто, кладет возле нее букет и уходит? Что за бред… А, может, это какой-нибудь тайный знак у смертных? И что он может означать? А вдруг – предупреждение чтоб убиралась подобру-поздорову? И сейчас придут ее убирать? Вьяни застонала. Ну почему, почему она не подумала о том, что, убежав в Средний Мир, может подвергнуться опасности гораздо большей чем даже целое войско ее братца?! А у нее нет ни еды, ни карты, ни даже одежды! Ей было плохо, холодно и одиноко. Вьяни откинулась на спину, всхлипнула, готовясь постыдным образом зареветь, и замерла, прислушиваясь. Кто-то притаился в густых зарослях дикой малины. Вьяни поднялась, слегка качнувшись, и постаралась придать себе величественный вид.
- Выходи, почему ты прячешься?
Ну все, сейчас случится что-то ужасное! За деревом на мгновение замерли, а затем оттуда вышел худющий длинный парень, красный как вареный рак. Он стащил с головы ветхую шляпу, медленно подошел, теребя ее в руках, и вдруг бухнулся на колени. Вьяни даже вздрогнула от неожиданности. Казалось, парень сейчас начнет целовать ее исцарапанные ноги. Время шло, где-то вдалеке пели птицы, журчал ручей, а странный смертный похоже не собирался вставать. Еще немного посозерцав его вихры, она сказала повелительно.
- Встань, смертный.
Человек только вздрогнул, но не поднялся. Похоже, он боялся. Интересно, почему? Вьяни почувствовала, как у нее мерзнут ноги. Она слышала, что в Среднем Мире не всегда тепло и зеленеет листва, но и почти полгода царит запустение и голод, а земля покрывается снегом и льдом. Что это такое, Вьяни не знала, но, видимо, сейчас как раз начиналась эта… зима вроде бы. Или осень, в общем, холод.
А смертный так и лежал, застыв у ее ног. Она еще никогда не сталкивалась с таким раболепием и страхом. На спине у него был какой-то грубый музыкальный инструмент. Чтобы что-то сказать, Вьяни спросила, тронув струны:
- Что это у тебя? Ты на нем играешь? – и, помолчав немного, попросила. – Сыграй что-нибудь для меня.
Эффект превзошел все ожидания. Смертный вдруг вскинул на нее яркие глаза, и стал стаскивать через голову свой инструмент. Получилось это у него не сразу, а Вьяни пока присела на траву рядом с ним, будто бы для того чтобы слушать, а на самом деле, она просто устала стоять. Наконец, смертный справился и стал подкручивать колки. Руки у него сильно дрожали. Вьяни вдруг стало отчего-то жаль его.
- Ну что ты, не бойся, как тебя зовут?
- Джон… А вы, в-ваше величество, в-вы ведь королева эльфов? – и съежился, будто ожидая удара.
- Королева… как ты сказал, эльфов? Да, пожалуй. Так называют нас смертные, а сами мы зовем себя… ну, неважно, да, я – Вьяни королева эльфов.
Почему-то она совсем не удивилась его знанию. По крайней мере становилось понятно, чего он так трясся.
- Что же ты сидишь, Джон, спой мне какую-нибудь песенку.
Смертный неуверенно провел рукой по струнам, осветил ее своим небесным взглядом, тихонько стал наигрывать какую-то невнятную мелодию… И вдруг запел.

[Нимфея]

Никогда он не мог подумать, что, когда мечты исполняются – это так страшно. Сам не свой от утренних впечатлений, он не смог не пойти к тому месту еще и вечером. Каково же было его удивление, когда оказалось, что королева все так же неподвижно лежит в траве. Он испугался, что она могла умереть, и только хотел вылезти из своего укрытия, как она пошевелилась и поднялась. Боже, как она была прекрасна. Почти совсем не такая, как он себе представлял, королева была в сто, нет, в тысячу раз прекрасней. Вся будто бы полупрозрачная, нежная, она казалась такой беззащитной, ранимой… При каждом ее движении слышался тихий звон, и Джон не сразу понял, что это колокольчики на ее плаще, которых прошлый раз он даже не заметил. Он выдал себя нечаянным шорохом, когда она вдруг упала и застонала. Как же он испугался, когда она поднялась и ледяным (чудесным!) голосом повелела ему подойти. Он был сам не свой от волнения, так она сделалась вдруг величественна и неприступна, несмотря на маленький рост и тонкий стан. А потом, когда она вдруг смягчилась и попросила его спеть, Джон почувствовал, как сердце гулко стукнуло и куда-то пропало из груди. Во сне это все или наяву? Он долго не мог взять себя в руки, начать играть… Неуверенно взял аккорд… Собрался сыграть что-нибудь веселое… Он посмотрел в янтарные глаза королевы Вьяни, такие темные в своей глубине, и вдруг почувствовал, как вернувшееся на свое место сердце забилось часто и больно, как душа его вдруг вся всколыхнулась, как рождается где-то глубоко внутри нечто огромное как черно-лиловая грозовая туча, и такое же прекрасное и страшное… Ожила под его пальцами медленная лютня, запросились наружу слова, которых он никогда не произносил вслух… И он запел. Он перестал что-либо видеть и слышать кроме собственного сердца, взахлеб рассказывающего историю о кромешной тьме и тоске по тому, чего никогда не было, не и не будет в этом мире, без чего не смысла жить и умирать тоже нет смысла… О красоте, озарившей подобно молнии всю его жалкую, глупую душу, о солнечном свете, появившемся на миг лишь затем, чтобы чернота вокруг стала еще непроглядней… О том, как человек всю жизнь проводит в серой мгле, грезя о чем-то невероятном, что должно стать выше ежедневной рутины и мелочей, что должно придать жизни новый, высокий смысл и победить смерть… И что никак не приходит… Джон плохо осознавал, какими словами передает все те чувства, которые бушевали теперь в нем, он был не здесь, в лесу, а где-то в туманных далях, где часто бродят все поэты и волшебники в поисках истины… Перед ним предстал тонкий женский силуэт той, которая должна стать, да нет, уже стала всем в его жизни. Любовь – разве не самое прекрасное, что может случиться с человеком? Даже если она королева волшебного народа, а ты… Даже если сейчас она отвернется, брезгливо кривя губы, даже если всю жизнь придется мучиться от потери того, чего так и не обрел… И если это все – просто морок, и сейчас ты проснешься в холодном пустом доме. Это величайшее счастье.
Вдруг стало совсем тихо. Джон обнаружил, что сидит на том же месте в лесу рядом с Вьяни и молчит. Он сам не заметил, как его песня кончилась. Джон робко посмотрел на королеву. Та, запрокинув голову, сидела с закрытыми глазами. Почувствовав его взгляд, Вьяни пошевелилась и тихо сказала:
- Да, ты хорошо пел, Джон. Я никогда не могла подумать, что человеческие менестрели так поют.
- Но я не менестрель…
- Кто же ты тогда в таком случае? Простой крестьянин? – она улыбнулась, но в голосе ее послышалось сомнение.
- Хуже, ваше величество, я… Я почти никто.
- Что ты имеешь в виду?
- Я нищий полудурок из поселка Истхиллтон.
Видимо, такое определение несколько обескуражило Вьяни.
- Как это полудурок? Что это значит?
- Это значит, сумасшедший, безумец.
Джон выжидательно смотрел на нее. Что скажет королева…
- Но ты все же очень хорошо пел. Мне кажется, я должна тебя как-то вознаградить. Не забывай, Джон, я королева и многое могу. Многое, не доступное простому сме… человеку. Хочешь, научу тебя мелодии, под которую люди будут плясать, не в силах остановиться? Ты сможешь стать знаменитым, уйти из своего Истхиллтона.
- Ваше величество, я хочу…(хочу твоей любви!) То есть, позвольте… - он смешался, - позвольте мне быть вашим слугой.
- Что?
- Я… я ведь много не прошу… Просто служить вам верой и правдой всю жизнь.
Вьяни изогнула бровь.
- Ну что ж, я ведь обещала.
Она встала, заставляя подняться и Джона, сняла с себя пояс с ножнами и торжественно произнесла.
- Отныне, Джон из Истхиллтона, я нарекаю тебя моим верноподданным. Будешь служить мне отныне не щадя живота своего, презирая страдания и опасности… - она опоясала его, - и приказываю найти мне достойный ночлег и ужин на ближайшее время. А еще какое-нибудь платье и обувь. И смотри, не болтай о том, кто я такая на самом деле.
«Что? Почему? А Эльфланд? А как же волшебная страна? Что это такое?!» Джону так и представилось, как судьба, ухмыляясь и корча рожи дала ему пинка под зад.
- Сделаю все что смогу, моя госпожа…

[Melaniell]

Ну я не зря ждала, чтобы ты написала еще что-нибудь Мои ожидания оправдались: мне очень понравилось! Ты хорошо пишешь! Интересно!Продолжай!

[Нимфея]

Таак, видимо, больше комментариев я пока не заслужила… Ну что ж, выкладываю дальше.

- Эй, оборванец, скажи, чьи это земли?
Крестьянин униженно согнулся под взглядами двух рыцарей в алых плащах.
- Это владения моего господина, герцога Пойнтширского, благородные…
- А где нам можно найти герцога? – прервал его всадник. Видя сомнение крестьянина, рыцарь снял с пальца перстень и бросил его тому. Бедняк округлил глаза и схватил сокровище обеими руками.
- О, благородные рыцари, его замок вы сразу увидите, обойдя этот холм. Вам лучше успеть туда до заката, герцог не любит ночных гостей. Да, мой господин добр, но строг во всем, что касается…
Выслушав ответ, всадники тронулись в указанную сторону, не обращая больше никакого внимания на болтающего. Крестьянин постоял еще немного, и пошел домой, то и дело проверяя, не потерялся ли перстень. Странные господа…

- Я отказываюсь это надевать! Что это, дерюга?
- Ради Бога, госпожа, я старался как мог, мне вообще это дали только после того, как я пообещал, что буду играть на свадьбе этого мельника, а я никогда не соглашался играть! – Джон молитвенным жестом сложил руки. - Умоляю, поносите это какое-то время, а потом я постараюсь найти что-нибудь получше. Пойду на большую дорогу, убью какую-нибудь знатную даму, сниму с нее платье и принесу вам! Вы поймите, госпожа, здесь все так носят!
- Джон, милый Джон, я не прошу у тебя бархата и шелка, я просто хочу, чтобы белье на мне не царапало до крови…
Вьяни провела тканью по своей руке и продемонстрировала белые полосы, оставшиеся на коже. Слуга испуганно взглянул на них и прошептал:
- Но до крови-то не царапает…
Королева только зло рассмеялась. Потом немного подумала и сказала:
- Ну хорошо, если надену это поверх своей ночной рубахи, будет не так грубо.
Она примерила полосатую юбку, в которую можно было, пожалуй, завернуть три Вьяни, туго затянула ее вязаным кушаком. Еще полагался какой-то непонятный мешок, который надевался на блузку, но он тоже был сильно велик и пришлось его оставить. Вьяни сначала хотела выйти как есть, но Джон воспротивился, сказав, что поймут неправильно и уселся ушивать мешок. Королева вдруг рассердилась, отобрала мешок и взялась за него сама. Джону оставалось сидеть в тупом оцепенении, глядя на мелькание иглы в бледных пальцах и размышлять о своей горькой доле. Сегодня утром целый час он унижался по соседям и родственникам, выпрашивая кусочек хлеба с сыром и какую-нибудь, любую одежду. Да, мол, сестра приехала, да вот беда, по дороге разбойники напали, все отобрали, саму едва отпустили. Да, отработаю сполна, только помогите!
Джон потянулся за верной лютней, стал перебирать струны, потихоньку успокаиваться…
Встанет ясное солнце
Зарумянится мир,
Отворю я оконце,
Как светло, погляди,
Этим радостным часом
Когда птицы поют…
- А ты, певун, все поешь? – во всегда открытую дверь протиснулся горшечник Томми. – А я тут зашел, проведать, не надо ли чего…
Конечно, Томми не было никакого дела до надобностей Джона. Просто он был наушником герцога и обязан был докладывать обо всех событиях, происходящих в Истхиллтоне. Был он до ужаса глуп, несообразителен и беспринципен, много раз выдавал себя, и по этой причине не раз бывал бит как поселковыми, так и людьми герцога. Герцог держал Томми лишь из-за его бескорыстной верности деньгам. Ни слезы, ни угрозы крестьян не могли сломить его духа. Вот так он и ходил, собирая сплетни и доносики по всему Истхиллтону.
- Да нет, господин Пиннет, ничего не нужно. Спасибо за беспокойство.
Между тем, Томми вертел головой по сторонам.
- Ну и где она?
- Кто?
- Ну… сестра же к тебе приехала.
- Так она же… - Джон обернулся и увидел, что Вьяни, сидевшая в двух шагах от него (дальше отодвинуться в Ховариусовой халупе было просто невозможно) бесследно исчезла. – Так она вышла… по делам.
- Да? Интересно, как это она успела? Я к вам шел, в окошко видел… Странно, правда? – Казалось, крысиные глазки Томми сейчас пробурят в Джоне две дырочки. Но королевский слуга был тверд как кремень. И вся эта глупая ситуация разрешилась бы вполне мирно, но тут раздался негромкий хлопок, глаза Томми полезли на лоб… Проследив за его взглядом Джон увидел испуганную Вьяни, сидящую на прежнем месте с шитьем в руках. Лицо ее приобрело яркий травяной оттенок.
Это было уж слишком. Чувствуя, как подкашиваются ноги, Джон пошел грудью на герцогского шпиона.
- Уже уходите, господин Пиннет? Жаль, жаль… посидели бы еще, поболтали немного… Оттесненный к выходу, Томми не стал сопротивляться и выскочил во двор. Да, с ведьмами и сумасшедшими лучше не связываться.
Огромными глазами Вьяни смотрела на своего слугу, очевидно ожидая расспросов. Она действительно была очень напугана и выглядела как ребенок, случайно проломивший кирпичом чью-нибудь голову. Ведьма, ведьма, ведьма…
Да, хотелось бы думать, что это все игра воображения… Но это действительно было колдовство. Бог мой, как неосторожно. Джон поглядел на ее распушившиеся волосы, почти совсем красные в свете пламени очага, на склоненное темнобровое лицо странного зеленоватого оттенка. Ну и кто же поверит, что не ведьма? Ведьма… В пещере сырой за кромешною тьмой хоронится ведьма порою дневной… И варится яд для кровавых услад… Нет, не так… И в серую ночь… Вокруг все померкло, только замерцали блестящие колдовские глаза.
- В сыром подземелии жарком,
Где тьма днем и ночью лежит
Там в пламени черном огарка
Колдунья одна ворожит.

И солнце пока не уходит,
Пока Божья власть кругом
Колдунья бессмысленно бродит
И думает все об одном…
-…ты меня слышишь? Нет, поэт меня не слышит, поэту не до меня…
- А? То есть, я хотел сказать, чего желаете, госпожа?
Ну все, сейчас ему устроят порку в целях перевоспитания. Но она только печально на него посмотрела. Ну вот кто она такая, королева, коротающая время в обществе всеми презираемого и угнетаемого бездельника-поэта и даже почти не заявляет о своем господском положении? Кто? Джон потупился и пробурчал что-то насчет того, что нужно сходить к колодцу за водой. Конечно, это женская обязанность, и вовсе не Джон а его сестра должна ее выполнять… Да уж конечно, воздушная королева эльфов тащится с коромыслом в гору.
Поэтому, спускаясь с пригорка, он и увидел тех всадников. Они были довольно далеко, но все же можно было различить красные плащи двоих из них и черные десятка людей герцога Пойнтширского. Не то чтобы они двигались по направлению к поселку, не то чтобы слышались крики «Долой Полудурка и его ворожейку!» но Джон вдруг ощутил неясную тревогу. Вдруг как-то резко закружилась голова, он качнулся, отчаянно ища какую-нибудь опору…
Перед ним бушевал пожар. Некогда светлое, изящное строение было объято пламенем со всех сторон. Из окон шел сизый дым, устремляясь в ослепительно черное небо, освещенное огромной хрустальной луной. Мужчина в бархате кровавого цвета смотрит злыми змеиными глазами на горящий дом. Руки, в мягких замшевых перчатках сжаты в кулаки. Вот к нему подходит одетый в блестящую кольчугу воин, что-то быстро говорит, похоже оправдывается. Подает кровавому какой-то предмет, искрящийся зеленым. Медальон на шелковой ленточке. Мужчина страшно скалится, выкрикивает что-то резким голосом и швыряет медальон в огонь. Воздух разрывает женский крик, отчаянный и страшный.
Джон вздрогнул и открыл глаза. Видение. Такое случалось с ним и раньше, но он был уверен, что все давно прошло… Да, народ темен, но мудр. Раз сказал полудурок, то полудурок и есть. Джон спустился, отыскал скатившееся в кусты ведро и поторопился к колодцу. В конце концов, его ждала королева, и вряд ли ее интересовали припадки разных там слуг.
У колодца столпилась гомонящая толпа баб. Еще издалека были слышны их голоса, обсуждающие какую-то крайне животрепещущую тему.
- Так правильно они всех подняли! Если вправду ведьма, так дело-то нешуточное!
- Да брешут они, не ведьма это, а тролльчиха сбежавшая! Иначе не стали бы всех поднимать. А то ведь всех мужиков увели туда лес прочесывать!
- Не бреши, какая там троллиха, стали бы за этакой дрянью эти рыцари охотиться?
- Ай, ну и глупые же вы курицы! Я-то знаю, эта баба отравила своего муженька, вроде бы какого-то там барона, а теперь в лесах прячется. Вот они ее и ловят.
- И кто ж тебе сказал?
- Да Томми наш. Он вчерась в замке был, так ему конюх герцогский и наболтал. Мол, господа те приехали, говорят, мол, сбежала баба не баба, а смерть просто. Одурманила тамошнего короля, заставила жениться, да и укокошила потом за ненадобностью! Точно вам говорю, так и есть!
Набрав воды, Джон послушал еще немного, а затем пошел домой. В пересудах всплывали четкие приметы преступницы: невысокая, худощавая, лицо бледное, косы до зада, цветом как красное дерево. Как выглядит красное дерево, никто из посельчан не знал, но Джон-то знал. Записи Ховариуса хранились в шкатулке красного дерева. Точь-в-точь как волосы его госпожи…

[Ойлоссэ]

Нимфи, отлично! Куда лучше, чем первый - по стилю написания, хотя первый был красивее по сюжету. Молодец! Продолжай в том же духе!

[Нимфея]

Вот с этого места и пожалуйста поподробней, потому что сюжет вызывает у меня самые сильные сомнения.

[Ойлоссэ]

Ну-у, если честно, сюжет не очень. Ну вот то есть совсем не очень. Но стиль написания к нему подходит, то есть веришь сразу, что это рассказывается от лица "деревенского полудурка". Написано неплохо, хотя иногда бывает..., но вот деревенский полудурок оправдывает это то, что бывает. Кстати, и герой сам очень удачный. Пиши дальше и не заморачивайся

[Нимфея]

Если сюжет совсем не очень, все остальное теряет смысл. И где аргументация? И что за деликатные умолчания? Раз плохо, скажи где и почему. Иначе я так заморочусь, что вообще перестану писать. И так уже торможение скоро станет необратимым.

[Нимфея]

Так все. Меня игнорируют, мысли приходят и уходят не попрощавшись, если меня до сих пор еще кто-то читает, похоже, читает последний кусок. Если конечно не раскритикует хорошенько и не наставит на путь истинный А так последний.


Она увидела их из окна. Два красных плаща. Алая королевская ветвь. Как, ну как они ее обнаружили? Ведь не могли же… Но у них должен быть ее амулет, а раз так, ненавистная проклятая у них в руках. А она даже исчезнуть не может больше чем на полминуты! И этот безалаберный певец… Нет, певец-то это как раз наоборот, подарок судьбы, тихий, нетребовательный, похоже, слегка одержимый, но зато и верный. Конечно он знает многое о своем мире, да и, судя по книгам и рукописям в том сундучке, догадывается и о других мирах. Да, Джон поможет ей спастись.
Но ведь он человек, а что может простой смертный против Виниаля и его приспешников? Ничего. Или… очень многое. Говорят, у людей есть что-то, чего нет больше ни у одного существа. Душа. Но что такое эта душа, действительно ли великая сила, или же просто вымысел, неизвестно.
Вьяни чувствовала себя ужасно слабой. Трехдневная скачка давала о себе знать даже после отдыха. А если они сейчас заявятся прямо сюда? Ее ведь сразу убьют на месте. Даже никакого совета или суда не будет. Вьяни стало страшно. Вдруг стало казаться, что любой шорох означает крадущегося убийцу, а шум ветра за окном – беснующуюся толпу. Руки бессильно упали на колени, она замерла, напряженно вслушиваясь.
Шаги.
Кто-то в тяжелых сапогах поднимается по холму.
Шаги.
Они были громкими, они оглушали, парализовывали, заставляли сжиматься в комок. Чьи-то сапоги застучали по доскам крыльца. Перекошенная дверь скрипнула и отворилась. Боком вошел Джон с коромыслом на плечах. Поставил, виновато улыбаясь, наполовину пустые ведра.
- Простите, госпожа, расплескалось много по дороге.
Вьяни чуть не заплакала от облегчения. Это был ее слуга, ее наивный добрый Джон. Она улыбнулась ему и он, отчаянно краснея, улыбнулся в ответ. Но вдруг посерьезнел.
- Люди говорят, ведь… женщину какую-то ищут. Говорят преступница, убила кого-то и убежала. То есть… не то чтобы убила… Скорей, очаровала… нет, а потом, все равно убила… Говорят, колдовской силой владеет. То есть, я не знаю даже как сказать…
- Меня, значит, ищут. – Холодно перебила Вьяни. – Кто ищет?
- Не знаю, Рыцари какие-то. Двое их.
- Красные плащи.
- Да.
- А еще кто? В черном?
- Это люди герцога. Он владеет этими землями. Наверное, помогает…
- Так… - Вьяни задумалась. – Это все? Что еще известно про меня, кроме того, что я злобная колдунья и что кого-то убила.
- Ну… Приметы ваши известны. Волосы у вас очень приметные, и кожа… руки не рабочие, нежные.
Вьяни внимательно смотрела на слугу. Казалось, он что-то недоговаривал.
- Ты больше ничего не знаешь? Например, есть ли у ведьмы колдовской амулет? Или, может, у этих рыцарей, такой, с зеленым камнем.
- Амулет? На ленточке? В форме креста?
- В форме звезды с четырьмя лучами. Ты его видел, он у них? – Голос Вьяни предательски сорвался. Если ее амулет был у Виниаля, можно было сразу идти топиться.
- Нет, кажется… он сгорел. Понимаете, госпожа, у меня было видение. Там был мужчина в красном, очень похожий на вас. И он стоял перед горящим домом. А потом ему принесли эту звезду и он швырнул ее в огонь.
- В огонь?! Волшебный талисман Зеленого Проклятья?! – Она засмеялась, хоть в глубине души промелькнуло чувство сожаления, и сказала про себя. – Ну и глуп же ты, братец, а все из-за твоего отвращения к колдовству…
Заметив, что Джон смотрит на нее, раскрыв рот, она поспешила объяснить:
- Я, кажется, говорила, что являюсь королевой эльфов? Ну так вот, с этим не согласились некоторые личности, заслуживающие презрения, а пара фанатиков и эпилептик-оракул сыграли им на руку. И теперь я королева без королевства. А ты, дорогой Джон, мой единственный подданный.
Джон молчал. Глубоко в сини его взгляда Вьяни видела собственное отражение. Она продолжала:
- Да, они на несколько лет заперли меня в одиноком доме, а затем, решив, что этого недостаточно, собрались меня казнить. Но, как ты уже, должно быть догадался, я посчитала такие меры слишком радикальными и сбежала в средний мир. Теперь они меня ищут. И очень возможно, что, если я ничего не предприму, найдут. И тебя кстати тоже.
Джон молчал. Было такое ощущение, что он не слушал, а смотрел куда-то сквозь нее. Вьяни почувствовала что начинает злиться.
- Ну так вот. Мне нужно как можно скорей бежать. Я еще не решила куда, но знаю точно – очень далеко. Это может оказаться опасный путь как для эльфа, так и для человека. Поэтому я даю тебе возможность подумать. Хочется ли тебе и дальше оставаться под моей властью, или же ты предпочтешь покой и безмятежность в своем сарайчике с древними свитками? Скажу сразу, на твоем месте, я выбрала бы второе.
Лицо слуги изобразило ужас.
- Вы меня прогоняете? Ради Господа Бога, не гоните меня, госпожа, я все сделаю, я буду… Все что угодно, только не гоните, я же погибну… погибну без вас!
- Тьфу ты, черт, проклятый поэт! – Вьяни запустила пальцы в копну своих блестящих волос, - Я говорю опасно там будет! Слышишь ты меня или нет! Настолько опасно, что может случиться что угодно. Ты когда-нибудь плясал на горячих углях? Может статься, еще попробуешь.
- Здесь тоже теперь опасно. Томми видел как вы исчезаете. Могут придти люди и схватить вас как ведьму. И меня тоже.
- Ну что ж. – Она помолчала. – Ты никогда не хотел стать бродячим менестрелем?
- Да в общем-то нет… Не склонен к бродяжничеству…
- А придется, дорогой Джон. Ты только что сам подписал себе приговор. Завтра мы двинемся в путь, собери вещи, прихвати, кстати, записи из того сундучка, хочу посмотреть на досуге. А мне что-то нехорошо. Пойду отдохну, завтра придется многое сделать.

[Ойлоссэ]

Ним, дорогая, я ошибалась. Дописывай, пожалуйста.
Только

Я, кажется, говорила, что являюсь королевой эльфов? Ну так вот, с этим не согласились некоторые личности, заслуживающие презрения, а пара фанатиков и эпилептик-оракул сыграли им на руку. И теперь я королева без королевства. А ты, дорогой Джон, мой единственный подданный.

"Эпилептик-оракул" из стиля выбивается. А так по куску замечаний нет
В любом случае допиши. Жду-с.

[Нимфея]

Не верю! Первое слово дороже второго и мне сильно полегчало бы, если бы ты все-таки аргументировала чем плох сюжет. Ну не могу я дальше писать...

[Ойлоссэ]

Ну как объяснить... Понимаешь, первый фанфик что-то обещал. Что-то такое неизведанное, манящее, привлекательное - у него было продолжение, его сюжет не исчерпывался словом "конец". А этот пока в смысле сюжета не обещает ничего. Потому я и хотела, чтоб ты дописала дальше - посмотреть, чем все кончится.

[Нимфея]

Ни фига себе! В "герое" такой глобальный конец, прям как у Шекспира а ты - продолжение... Я прямо растерялась. А что, ты даже не против того инцеста?

[Ойлоссэ]

Лес безмятежно посапывал в объятьях темноты, когда на зеленом холме вдруг пришел в движение воздух, материализовавшись в мужчину и женщину. Лицо и обнаженные руки женщины мерцали белым светом в темноте, а фигура ее спутника чернела на фоне синего ночного неба. Лишь кошачьи глаза его горели зеленым огнем. Мужчина подошел к трупу Артура, нелепо насаженному на собственный меч, и, шевельнув его ногой, в темноте напоминающей копыто, беззлобно рассмеялся. Оглянулся на женщину.
- Какая же ты у меня умница. Сколько долгих веков я пытался заполучить хотя бы его жизнь, а тут… Великий герой, почти святой, проклинает свою бессмертную душу…
Она приникла к мужчине, и ее почти желтые глаза засветились неприкрытым обожанием.
- Я старалась для тебя, мой повелитель… Было бы забавно опустошить этот глупый остров, но я поклялась… Все-таки, я еще не настолько сильна, чтобы нарушать такие обещания.
- Ничего, забудь об Аваллоне, милая. Теперь у нас есть этот горе-герой. Без него на земле наконец рухнет трухлявая стена порядка. Воцарится Хаос, великолепный, - он медленно поцеловал ее в висок, - величественный… сверкающий... Хаос…
И они, чувственно и нежно обнявшись, исчезли в столбе синего пламени.

Вот какой кусок я имела в витду под "продолжением"
И, плиз, напомни, о каком инцесте речь, а то у меня нет сейчас времени все перечитывать

[Нимфея]

Да тут целая дискуссия была о том, кем приходится Моргана Артуру...

[Ойлоссэ]

А-а. Ну, вообще-то да, Моргана - действительно его сестра, какие тут дискуссии? Но я против ничего не имею, чего уж тут "Мы и сами любим Профессора" ©

[Нимфея]

Не знаю, как лучше, выкладывать по частям, ли вывалить все написанное по завершении. Ладно очередной кусок.


Удар.
Джон, только-только задремавший, поднял голову, пытаясь сообразить, что его разбудило.
Удар. Возбужденные голоса за дверью.
- Открывай, проклятая ведьма!
Джон вскочил как ошпаренный.
- Отопри, хуже будет!
Град ударов. Кто-то исступленно лупит кулаками по двери. Джон оглянулся на занавеску, за которой спала Вьяни, но там было тихо. Дверь жалобно скрипела, запертая на засов. В перерыве между ударами, Джон убрал уже треснувшую задвижку и пинком распахнул дверь, крепко приложив ей кого-то. Люди тут же ринулись на безопасное расстояние от дома. Деревенский полудурок встал в проеме, бледный и совершенно безоружный. Глаза его дико сверкали в неверном свете факелов. В толпе зашептались. Наконец, староста, крепкий еще старик, передал кому-то свои вилы и вышел вперед.
- Слышь, Джон, не дури, отдай ворожейку по-хорошему.
Они стояли мрачной толпой, вооруженные чем попало, несгибаемые и жестокие, превратив свой страх в злобу. Они все были знакомы Джону. Улыбались ему при встрече, сочувственно хлопали по плечу, когда он осиротел, порой, останавливались поболтать… А теперь они пришли к его дому, сжимая в руках топоры и грабли.
- Что она сделала вам? Как она навредила тебе, Кон?
- Ну, пока никак, так и что же, ждать, пока дети умирать начнут от сглаза или что? Пропусти нас, Джон. Хоть ты и укрываешь ее, мы тебя не тронем.
«Это Томми, это все Томми, разболтал по всему поселку, и подбил людей схватить Вьяни и выдать герцогу за награду. Как же, ждите».
- Нет, она не сделает вам ничего плохого. Завтра утром мы уйдем отсюда, и вы больше никогда нас не увидите.
- Да врет он все, как же, не сделает! – выкрикнул кто-то из толпы, - Вона, летала вчера на кладбище, чего она там забыла? Это она порчу на нас напускала! А полудурок с ней за одно! Одержимый он!
- Бей одержимого!
Под ноги Джону упал камень. Следующий попал в голову. Он охнул и свалился со ступенек крыльца. Толпа, одуревшая от собственной жестокости и безнаказанности, ринулась вперед. Но из темного прямоугольного провала двери вдруг вынырнула гибкая фигурка и встала над поверженным Джоном. В руке она держала полотенце и демонически скалилась.

Она услышала их издалека. Они шли, тяжело шагая, стуча каким-то оружием, переговариваясь и о чем-то споря. Чем ближе они подходили, тем ожесточеннее были эти споры. Она не могла слышать всего, но речь была явно о ней. Нужно было срываться и бежать. Немедленно. Кто-то проклинал ведьму, срываясь на писк. Кто-то ругался, кто-то орал на них, приказывая заткнуться. Нужно было просто встать, вещи наверняка уже собраны. Вьяни не могла. Она чувствовала, как страх лишает ее сил, вжимает в соломенный тюфяк, заставляет дрожать ее тело мелкой дрожью. Так было уже один раз. Так же смутная тревога терзала ее несколько дней до этого. Опять, опять за ней пришли, опять желают ее гибели. За что? За дар, который никогда не был использован во зло? Или она просто стоит у брата и всей Алой Ветви на пути к трону? И он взращивает и лелеет припадочных идиотов, уверенных, что Вьяни, старшая и любимая дочь ныне почившего короля, и законная его наследница, является проклятьем Семи Миров и огнем, который спалит зеленые леса и высушит прозрачные реки?
Она была затравленным зверем. Нет, зверь способен на последний прыжок, на последний отчаянный натиск, который возможно, и станет для него спасением… Вьяни была неспособна. Она не могла даже позвать Джона и сказать, что сюда идут.
В дверь стали колотить. Как тогда, совсем как тогда. Джон, Джон, сделай что-нибудь, ну хоть что-нибудь, почему ты не встанешь и не спасешь свою госпожу? Сейчас они вломятся и схватят ее, а потом поволокут за волосы на костер. Или будут пытать раскаленным железом, пока она не отречется от трона…
Джон наконец-то встал, скрипя половицами подошел к двери. Вьяни знала, что он совершенно безоружен. Где-то здесь все еще лежал тот меч... Но она его даже поднимет с трудом, не то что сразится. О том, чтобы колдовать, даже нечего было и думать, особенно если припомнить то, что ей не хватило сил исчезнуть на минутку, когда пришел этот доносчик. Нет, без амулета она не могла ничего.
Послышался звук камня, ударившего по живому. Джон, пытавшийся успокоить толпу вдруг тихо вскрикнул и упал. Что-то екнуло в груди, и даже прежде, чем она успела сообразить, что сейчас его разорвут в клочья, она уже стояла над неподвижным телом слуги. В руке она сжимала какую-то тряпку, видимо схватив ее машинально.
Толпа замерла. Порыв ветра донес до чутких ноздрей Вьяни ужасную вонь какой-то хмельной бормотухи и потных тел. Королеву эльфов передернуло. Это были не существа, обладающие душой. Это были звери, тупые, кровожадные звери. Сейчас она сама их успокоит.
- Ну, чего встали? Хватайте ведьму! – она обеими руками взялась за полотенце. – Ну что же вы, герои, победили безоружного поэта?
Толпа заволновалась, разразившись нечленораздельными выкриками. Вьяни закусила губу, собралась с силами и крутанула полотенце. Несколько человек одновременно вскрикнули и упали на колени.
- Не нравится? Животные! Тупые скоты!
Вьяни снова крутанула. Люди стонали и хватались за спины. Староста попытался было собрать хоть кого-то и пойти в наступление, но тщетно. Когда от болей в костях перед глазами пляшут красные черти, человек мало на что способен. Кто-то уже кричал в голос, кто-то катался в траве, сбивая с ног остальных… Факелы, выроненные ослабшими руками, обжигал людей, дымили и гасли. Вьяни глядела безумными глазами это серое месиво, корчащееся в агонии, и чувствовала под пальцами не лен, а живую плоть, рвущуюся и кровоточащую, твердые суставы, выворачивающиеся под немыслимым углом… Она словно опьянела от чужого страдания, почти забыла о том, что на самом деле творится, но внезапная мысль о брате вмиг отрезвила ее.
Джон пошевелился и застонал. Осторожно придерживая голову двумя руками, будто бы она могла отвалиться, он поднялся и огляделся кругом, щуря непривычные к темноте глаза. Перед домом в страшных, неестественных позах лежало полдеревни мужчин, которые только что хотели забрать его госпожу, а на крыльце стояла она сама, в волшебном сиянии молодого месяца, только что выглянувшего из-за туч. Она разжала сведенные судорогой пальцы и поднесла к лицу ладони. Джон взглянул на жгут из полотенца, упавший на ступеньки. На белой ткани отчетливо темнели пятнышки крови. У королевы эльфов была очень нежная кожа.

[Нимфея]

Не знаю, как лучше, выкладывать по частям, ли вывалить все написанное по завершении. Ладно очередной кусок.


Удар.
Джон, только-только задремавший, поднял голову, пытаясь сообразить, что его разбудило.
Удар. Возбужденные голоса за дверью.
- Открывай, проклятая ведьма!
Джон вскочил как ошпаренный.
- Отопри, хуже будет!
Град ударов. Кто-то исступленно лупит кулаками по двери. Джон оглянулся на занавеску, за которой спала Вьяни, но там было тихо. Дверь жалобно скрипела, запертая на засов. В перерыве между ударами, Джон убрал уже треснувшую задвижку и пинком распахнул дверь, крепко приложив ей кого-то. Люди тут же ринулись на безопасное расстояние от дома. Деревенский полудурок встал в проеме, бледный и совершенно безоружный. Глаза его дико сверкали в неверном свете факелов. В толпе зашептались. Наконец, староста, крепкий еще старик, передал кому-то свои вилы и вышел вперед.
- Слышь, Джон, не дури, отдай ворожейку по-хорошему.
Они стояли мрачной толпой, вооруженные чем попало, несгибаемые и жестокие, превратив свой страх в злобу. Они все были знакомы Джону. Улыбались ему при встрече, сочувственно хлопали по плечу, когда он осиротел, порой, останавливались поболтать… А теперь они пришли к его дому, сжимая в руках топоры и грабли.
- Что она сделала вам? Как она навредила тебе, Кон?
- Ну, пока никак, так и что же, ждать, пока дети умирать начнут от сглаза или что? Пропусти нас, Джон. Хоть ты и укрываешь ее, мы тебя не тронем.
«Это Томми, это все Томми, разболтал по всему поселку, и подбил людей схватить Вьяни и выдать герцогу за награду. Как же, ждите».
- Нет, она не сделает вам ничего плохого. Завтра утром мы уйдем отсюда, и вы больше никогда нас не увидите.
- Да врет он все, как же, не сделает! – выкрикнул кто-то из толпы, - Вона, летала вчера на кладбище, чего она там забыла? Это она порчу на нас напускала! А полудурок с ней за одно! Одержимый он!
- Бей одержимого!
Под ноги Джону упал камень. Следующий попал в голову. Он охнул и свалился со ступенек крыльца. Толпа, одуревшая от собственной жестокости и безнаказанности, ринулась вперед. Но из темного прямоугольного провала двери вдруг вынырнула гибкая фигурка и встала над поверженным Джоном. В руке она держала полотенце и демонически скалилась.

Она услышала их издалека. Они шли, тяжело шагая, стуча каким-то оружием, переговариваясь и о чем-то споря. Чем ближе они подходили, тем ожесточеннее были эти споры. Она не могла слышать всего, но речь была явно о ней. Нужно было срываться и бежать. Немедленно. Кто-то проклинал ведьму, срываясь на писк. Кто-то ругался, кто-то орал на них, приказывая заткнуться. Нужно было просто встать, вещи наверняка уже собраны. Вьяни не могла. Она чувствовала, как страх лишает ее сил, вжимает в соломенный тюфяк, заставляет дрожать ее тело мелкой дрожью. Так было уже один раз. Так же смутная тревога терзала ее несколько дней до этого. Опять, опять за ней пришли, опять желают ее гибели. За что? За дар, который никогда не был использован во зло? Или она просто стоит у брата и всей Алой Ветви на пути к трону? И он взращивает и лелеет припадочных идиотов, уверенных, что Вьяни, старшая и любимая дочь ныне почившего короля, и законная его наследница, является проклятьем Семи Миров и огнем, который спалит зеленые леса и высушит прозрачные реки?
Она была затравленным зверем. Нет, зверь способен на последний прыжок, на последний отчаянный натиск, который возможно, и станет для него спасением… Вьяни была неспособна. Она не могла даже позвать Джона и сказать, что сюда идут.
В дверь стали колотить. Как тогда, совсем как тогда. Джон, Джон, сделай что-нибудь, ну хоть что-нибудь, почему ты не встанешь и не спасешь свою госпожу? Сейчас они вломятся и схватят ее, а потом поволокут за волосы на костер. Или будут пытать раскаленным железом, пока она не отречется от трона…
Джон наконец-то встал, скрипя половицами подошел к двери. Вьяни знала, что он совершенно безоружен. Где-то здесь все еще лежал тот меч... Но она его даже поднимет с трудом, не то что сразится. О том, чтобы колдовать, даже нечего было и думать, особенно если припомнить то, что ей не хватило сил исчезнуть на минутку, когда пришел этот доносчик. Нет, без амулета она не могла ничего.
Послышался звук камня, ударившего по живому. Джон, пытавшийся успокоить толпу вдруг тихо вскрикнул и упал. Что-то екнуло в груди, и даже прежде, чем она успела сообразить, что сейчас его разорвут в клочья, она уже стояла над неподвижным телом слуги. В руке она сжимала какую-то тряпку, видимо схватив ее машинально.
Толпа замерла. Порыв ветра донес до чутких ноздрей Вьяни ужасную вонь какой-то хмельной бормотухи и потных тел. Королеву эльфов передернуло. Это были не существа, обладающие душой. Это были звери, тупые, кровожадные звери. Сейчас она сама их успокоит.
- Ну, чего встали? Хватайте ведьму! – она обеими руками взялась за полотенце. – Ну что же вы, герои, победили безоружного поэта?
Толпа заволновалась, разразившись нечленораздельными выкриками. Вьяни закусила губу, собралась с силами и крутанула полотенце. Несколько человек одновременно вскрикнули и упали на колени.
- Не нравится? Животные! Тупые скоты!
Вьяни снова крутанула. Люди стонали и хватались за спины. Староста попытался было собрать хоть кого-то и пойти в наступление, но тщетно. Когда от болей в костях перед глазами пляшут красные черти, человек мало на что способен. Кто-то уже кричал в голос, кто-то катался в траве, сбивая с ног остальных… Факелы, выроненные ослабшими руками, обжигал людей, дымили и гасли. Вьяни глядела безумными глазами это серое месиво, корчащееся в агонии, и чувствовала под пальцами не лен, а живую плоть, рвущуюся и кровоточащую, твердые суставы, выворачивающиеся под немыслимым углом… Она словно опьянела от чужого страдания, почти забыла о том, что на самом деле творится, но внезапная мысль о брате вмиг отрезвила ее.
Джон пошевелился и застонал. Осторожно придерживая голову двумя руками, будто бы она могла отвалиться, он поднялся и огляделся кругом, щуря непривычные к темноте глаза. Перед домом в страшных, неестественных позах лежало полдеревни мужчин, которые только что хотели забрать его госпожу, а на крыльце стояла она сама, в волшебном сиянии молодого месяца, только что выглянувшего из-за туч. Она разжала сведенные судорогой пальцы и поднесла к лицу ладони. Джон взглянул на жгут из полотенца, упавший на ступеньки. На белой ткани отчетливо темнели пятнышки крови. У королевы эльфов была очень нежная кожа.