О Денеторе, Фарамире, сравнениях, уважении к режиссеру и прочих мелочах.

«Если говорить о том, какой фильм меня пробрал больше всего, — то это третья часть. Если о том, какой меня больше всего погрузил в Средиземье, — однозначно, первый.» (Freshy)

Что произошло в нашем подсознании, начиная с первой части? Окончательно осознать это в свое время дала мне фраза одной моей подруги, сказанная с презрительно-недоуменным оттенком в ответ на мои слова о том, что «Две крепости» — очень тяжелый фильм, вызвающий слезы.
— Что вызывает слезы, сказка??
А она смотрела только первую часть и книгу не читала никогда!

Я не считаю «Братство Кольца» сказкой. Но теперь, когда я могу сравнивать все части трилогии, то «Братство кольца» осталось в памяти чем-то прекрасным и завораживающим.
Как часто я слышала слова о том, что во второй и третьей частях нету той прелести, которая была присуща первому фильму. Да, конечно, нету. «Братство кольца» завораживало своей нереальной красотой. В ней воплотилось все то прекрасное и нереально красивое и позитивное, что мы подчерпнули в трилогии Толкина. Зеленый беззаботный Шир, четкий идеальный Ривенделл, тоскливо-прекрасный, неземной Лориен… И даже мрачные, но величественные стены Мории..

Хорошее всегда прирастает к сердцу сильнее, чем все темное, больное и ранящее. С трилогией Толкина мы всегда связываем все то завораживающее, неземное и фантастическое, чего нету в нашем несовершенном мире. Связываем – и так любим.

Потом была вторая часть. Там, где серая кровавая будничная реальность перестала быть вкроплением в сказку , в тот идеальный возвышенный мир, куда мы рвемся, а наоборот – сказочность и красота стали вкроплением в боль и ужас войны, где «отцы хоронят своих сыновей», а девятилетние дети посылаются на оборону Хельмовой Пади. Фангорн, особенно в расширенной версии, воспринимается как тот уголок, где можно передохнуть от ужаса реальности.

Третья часть? Она стала апофеозом всего угрожающего, ужасного и безнадежного, к чему изначально шел фильм. Тут нету передышки, нету расслабления. Удар следует за ударом, осаду Минас-Тирита сменяет Кирит-Унгол, наконец, воплощение всего ужасного – битва перед Черными Воротами и одновременно – Фродо и Сэм, карабкающиеся к Саммат Науру…

ПиДжей умеет создать безнадежность. Он заставляет забывать о надежде. Не знаю, насколько следующие мои ощущения совпали с чужими – во втором фильме я начисто забыла о том, что в Хельмову Падь на помощь прийдут Гэндальф и Эомер с отрядом, в третьей части – рохириммы в Гондор. И так же, как и гондорцы, вздрогнула, когда раздался звук рога: «Это еще что, кто??» и улыбка облегчения и почти что смех – Балда Ивановна, а ведь читала книгу!

«Гордыня, в трудный час отвергающая и помощь, и совет, воистинну бессмысленна и безумна, но ты предлагаешь мне эти дары только с тем, чтобы осуществить собственные замыслы». (Денетор Гэндальфу)

Понадобилось три-четыре просмотра, чтобы вникнуть в сложный образ киношного Денетора. Да, сложного – как и в книге.

Cамоуверенный хладнокровный Наместник. И за этим хладнокровием и прячется его отчаяние, его любовь к сыну. Денетор в сцене разговора с Фарамиром напоминает мне актера, играющего на публику – а потом спектакль оканчивается, публика ушла… и такой сильный контраст: одревеневший угрюмый Денетор, просящий Пиппина спеть ему что-нибудь.
Хладнокровность, насмешливая самоуверенность (послушайте тон Денетора, когда он разговаривает с Фарамиром) – как фасад, который доходит до абсурда. За который он еще и сам не успел проникнуть. Но постепенно этот фасад начинает расшатываться.
Сцена, вызывающая столько нареканий – обедающий Денетор. В первый раз он не вызвал у меня ничего, кроме отвращения. Во второй раз – гнев на его бесчувственность: «Сидит и спокойно пожирает еду, когда его сына растреливают в упор!» При третьем просмотре окончательно отряхнулась от ставшим стандартным изречения «Что за урода в этот момент сделали из Денетора?!», которое сделали аксиомой ко всем изменениям, и начала приглядываться.
«Сидит и спокойно пожирает еду, когда его сына растреливают в упор!»? Нет. Не спокойно. Кусок-то ему в горло лез, только вот сомневаюсь, что он чувствовал его вкус. Равно как и вряд ли он слышал песню Пиппина, которому приказал спеть что-нибудь веселое , если уж такое есть, хотя было ему явно не до веселья. Посмотрите на его отсутствующий взгляд, уставившийся в никуда, на автоматические движения и трясущиеся руки. Он не тут, не за столом в тронном зале. Изнутри это не холодный бесстрастный Денетор. Изнутри эта «дубина» начинает понимать, что он вероятно сделал. Он любит Фарамира – эта сцена начинает доказывать этот факт. И он чувствует, когда в его сына вонзаются стрелы.
Вообще, эта сцена имеет очень много значений – и символики. Красный сок от ягод, который катится по подбородку Денетора – в тот момент, когда Фарамир со своим отрядом попадает под обстрел. Нe Наместник ли послал на верную смерть свою плоть и кровь? «Сожрал» его жизнь и надежды.

И опять я выбиваюсь из ряда возмущенных — фигуру Денетора я считаю одной из самых удачных в фильме, ввиду того, что ему уделили мало времени, на мой взгляд, его характер раскрыли весьма многогранно. ПиДжеевская фигура Денетора очень сильно напоминает мне Фарамира во второй части – а сам актер манерой игры – того самого Дэвида Венхама и Миранду Отто: полу-тона, тонкая игра, эмоции и черты характера, видимые при более внимательном просмотре.
Тут и величие, и сострадание к нему (его отчаянный, полные боли глаза, когда он, сидя на троне, поднимает взгляд на Гэндальфа и Пиппина – а на руках: разломленный рог убитого сына – такое чувство, что и его душа разломлена так же), и раскаяние (последняя сцена с Фарамиром), и проглядывающие ноты умиления и доброты (улыбка при присяге Пиппина) . Все эти маленькие штрихи придают ему человечность – которая улавливается сквозь безжалостность и сумашествие. Комплекс «наместника, а не правителя», который просто потрясающе показывается в первой же сцене, в разговоре с Гэндальфом. Эта сцена, вообще, приводит меня в полный восторг – помните цитату из книги: «Глаза Денетора снова сверкнули: он посмотрел Гэндальфу в лицо. Пиппину показалось, что воли двух старцев скрестились, как два клинка, рассыпающих искры.» И еще: «Он увидел, что Денетор и Гэндальф все еще вперяются друг другу в глаза, будто читая скрытые за ними мысли» А теперь обратите внимание на напряжение в разговоре Гэндальфа и Денетора, когда они говорят о Гондоре и Короле. Особенно при стальном взгляде Гэндальфа у меня было чувство, что сейчас этот дворец рванет к чертовой матери.

При очередном просмотре почему-то появилось чувство, что Денетор просто ставит Гэндальфа на место, не терпя его указаний. «Гондор – мой!», и ты уж точно не имеешь права указывать мне, что и как делать. Все это из области моих предположений, но ведь практически в своей безрассудной гордыне он поступает назло Гэндальфу, не делая того, что хочет от него маг (не зажигая огни, например). «Правитель Гондора не станет орудием в руках другого человека, как бы ни благородны были у того цели». В фильме, на мой взгляд, эта проблема лишь заострена.

Что касается актера, то считаю, что свои пять минут славы Нобл отыграл просто блестяще, если еще и учесть «сжатость» его персонажа и этой линии в фильме.

Так ли сильно изменился Денетор по сравнению с книгой? И там и там, в конце, это обезумевший Наместник. И безжалостный правитель, отославший своего сына на верную смерть. И не играет здесь уже такой решающей роли, послал ли он Фарамира отвоевывать Осгилиат (фильм) или защищать от несмертного поличища орков (книга)– и в том, и в том случае он посылал своего сына на ИЗНАЧАЛЬНО провальное действие – зная об этом. Несмотря на советы военачальников, которые в один голос подтвердили опасность сией вылазки и дали категоричный совет остаться в Минас-Тирите. Несмотря на слова Фарамира о том, что потеряют они несоразмеримо больше. И что отступление будет крайне затруднено. А в ответ — «На войне приходиться рисковать».

Конечно, очень недостает сцены, которая должна быть в SEE: Фарамир, рассказывающий Денетору о встрече с Фродо и кольце. Тогда, как и в книге, становится более понятным бессердечие Денетора. Равно, как и подчеркивается немаловажный факт – «спятившим старикашкой» Денетор становится лишь после того, как на носилках приносят обратно Фарамира. Вот тогда его сумашествие и дает о себе знать в полной мере . Все, что происходит до того, объяснения его поступкам – самолюбие ли, надломленность, и оттого – беспощадность, дурацкие комплексы наместника, гнев и мстительность – но сумашествие?

Прямая отсылка к Палантиру – момент, когда Денетор видит у ворот города армию. Поскольку моменты с Палантиром отсняты были и войдут в расширенную версию, это даже не надумано.
А вот в контексте той сцены, когда Денетор начинает орать о том, что все окончено, бросайте все и разбегайтесь, я бы и сама с удовольствием вмазала Денетору посохом – только вот не для того, чтобы он заткнулся. А для того, чтобы пришел в себя. Безумие короля Лира. Все. Лед тронулся, сумашествие наступило.
Сын отправился на костер.

Фарамир в «ВК» лишь укрепил меня во мнении, что это – одна из самых удачных и многогранных фигур ПиДжея и мой самый любимый персонаж. Мало того, что этот был тот Фарамир, которого я представляла себе внешне – я прочувствовала его, прочувствовала его переживания и проблемы. Его человечность лишь только сделала его ближе. Не последней причиной, создавшей такой сложный и родной образ Фарамира, является, конечно же, безупречнейшая игра Венхама, которому я готова поклониться до земли уже из-за этого. Не заламывая картинно руки, он отобразил всю трагедию между ним и его отцом. В буквальном смысле, одним только взглядом.

Этот храбрый и сильный воин совершенно теряется в присутствии своего отца.
В сценах в Минас-Тирите он напоминает мне нашкодившего ребенка, который со страхом в глазах ждет наказания папочки. Только вот переживания eго совсем не детские. И тот момент, когда Пиппин приносит присягу Денетору, а Фарамир, напряженный как тетива, ждет момента, когда отец примется за него…

Одна из самых, безусловно, душераздирающих сцен фильма: Денетор, отсылающий Фарамира на верную смерть.
Тот Фарамир, который выходит из зала, который едет на коне, невидящими глазами смотря вперед себя – это уже не человек. Это смертник, благополучно убитый своим папашей. И в голову невольно приходят описания тех людей, которых в тюрьме ведут на смертную казнь – когда их разум уже отключился. Смертник, вне реальности, вне жизни. А ведь что так трагично, это тот факт, что Денетор именно в те моменты вероятно и начинает понимать, что он сделал.

Многие критиковали этот момент и Фарамира, который увел свой отряд на верную смерть. Можно ли осуждать его в тот момент? Фарамир, отупевший от боли, не замечающий ничего вокруг, кроме последнего желания своей жизни – угодить своему отцу. Мы уже видели это во второй части фильма – в расширенной версии ДК. Теперь же эта линия достигает своего апофеоза и становится его идея-фиксом. И я не верю, что Фарамир не знал об этом раньше. И тем паче ужасает та его «жертва», которую он принес во имя своей чести и честности: отпустил Фродо и Сэма с кольцом.

Но еще гораздо больше тронул другой момент, перед отступлением из Осгилиата. Выражение лица Фарамира, когда ему кричат, что город потерян – один из немногих моментов, где мы видим его настоящее лицо: отчаяние, рвущееся наружу.
Cын не показал, на что он способен.

В «Возвращении короля» образ Фарамира пришел к своему логическому завершению. Не вызывает больше вопросов его поведение во второй части.

Впрочем, нет. Его образ еще не совершенен. Он будет завершен в СЕЕ. Возрождение разрушенной души Фарамира через любовь к Эовин. Мои любимые сцены (о, как много я плевалась ядом, когда узнала, что эта линия, которую я с нетерпением ждала с тех пор, как первый раз прочитала книгу, вырезана), ради которых я жду расширенную часть.

«Некоролевский поцелуй»

Сомневаюсь, что когда-нибудь все придут к единому мнению, был ли тот самый поцелуй Арвен и Арагорна достойным короля. Лично я верю в их страстный поцелуй в финале. Если учесть тот факт, что Арагорн до последнего момента не знал, жива ли она, вообще («Арвен умирает!» — как мы помним, сказал ему Элронд). Я верю в их любовь, которую они пронесли сквозь года – и теперь, смотря друг на друга, не могут осознать тому, что они вместе. Посмотрите на их почти что неверящие взгляды перед поцелуем. Вот он – этот момент – протяни руку, и та/тот, которая/ый долгие годы были лишь миражом, теперь твоя/твой. Терзания окончились. Скажите честно — вы бы в такой момент думали о королевском достоинстве?
Я верю в смятение Арвен – будь ей хоть четыре тысячи лет – Арагорн – ее первая и единственная большая любовь. И да – она терзается. Чтобы в конце принять решение остаться с ним. Решение отказаться от бессмертия, от возможности видеть своего отца. Слезы боли не самоисключаются для меня только потому, что она решилась на что-то. Слезы и боль останутся – равно, как и тоска и любовь к безвозвратно ушедшему.
Я знаю, что о вкусах не спорят. Кому-то может не нравится Элронд, кому-то – другие, андрогинные эльфы.
Но единственный факт, с которым я никогда, наверное, не смогу смириться – как можно не принимать красоту Лив Тайлер. Этот скульптурный рельеф и захватывающая дух неземная красота. Эта отстраненность – и тепло и трепет за ним. Смотря на Арвен в конце фильма, я понимаю, что все мы, женщины, наверное, одинаковы – возраст ли, род.. Одинаковы – когда любим.
Тайлер во второй, а особенно в третьей части воплотила для меня ту самую Арвен , черты которой остались за бортом книги Толкина. Он не уделил ей много внимания, но и оставил место для домыслов. И не могу сказать, что такие «домыслы» ПиДжея мне не нравятся.

Работа над ошибками??

Что не было понятно мне – возмущения по поводу посоха Гэндальфа, а в частности его пинок Пиппина.
Если существо пришло нести в этот мир добро, то для чего оно три книги подряд третировало бедного Пиппина эпитетами, типа «Болван Тук»? Скажете, «за дело»? Но и пнул он Пиппина (кстати, громко сказано, он его, между прочим, этим посохом просто подтолкнул, ибо Пиппин даже не поморщился!) тоже за дело – первое, что сделал Пиппин, когда открыл рот, это пошел наперекор главной просьбе Гэндальфа – не говорить Наместнику про Боромира.

Я хоть убей не пойму, почему срывают столько собак на бедного Арагорна, который увидел сигнальные огни и бежит к Теодену. Может, не стоит искать проблему там, где ее нету? Бежит тот, кто первый их увидел! Особенно,если учесть, каким жизненноважным вопросом это являлось и тот факт, что вблизи не было ни одного стражника. Я бы гораздо больше удивилась, если бы он отправился к Теодену в развалочку.

Арагорн – это отдельная тема. Об ощущении, Король ли это или нет – я могу говорить лишь на уровне чувств. Да, для меня – да. Вот только давайте не будут здесь спорить те люди, которые смотрели фильм только в русском дубляже. В русском дубляже, где Арагорн только и делает, что выклянчивает согласие пойти и биться рядом с ним — то у призраков, то у войска около Черных Врат. Потому что не было никакого клянчания в оригинале. И тройное «Что скажете?» не означало «Ну пожаааалуйста.. поговорите со мной, вы что, со мной больше не играете??». Это был не вопрос, а приказание. Грозная величественная риторика. И очень верно Геральдом был подмечен тот факт, что тройной вопрос взялся не от фонаря – это ритуальное вопрошение/ заклинание. «Значение троекратного повтора означает окончательность решения, после третьего раза больше шанса не будет. Тут можно вспомнить например троекратное отречение Петра» ( (c) Geralt)

То же касается и речи Арагорна перед Черными Вратами. Вот в этот момент я поверила, что это – Король. И автоматически вспомнила речь Теодена на Пелленоре. Оба войска, стоявшие перед смертью, оба короля, вселяющие в их души мужество и храбрость.
Два момента показали это для меня лучше всего – вышеуказанная ситуация и ситуация, когда Арагорн отпускает Армию Мертвых. Он отпускает ее, следуя своему обещанию.

Любопытен эпизод с Элрондом. Во-первых, приход Элронда – на мой взгляд, очень важный жест навстречу Арагорну, жест примирения, согласия на выбранную судьбу Арвен.
Но и другой немаловажный факт — Элронд ничего не приказывал Арагорну. Он прибыл отдать ему меч – про причины его личного приезда я уже высказалась выше. Меч, как символ новой жизни, символ Короля. «Оставь Бродяжника за собой!» Вкрадчиво- ненавязчивым тоном он напомнил ему о древнем предании, Тропе Мертвых (в книге эту весть от Элронда приносят его сыновья: «Не пробил ли час взыскать тропу Мертвых?»). Арагорн прекрасно знает о Тропе Мертвых и помнит древнее предание. Все! – дальнейшее решение лежит в руках Арагорна. И он принимает его – с мечом в руках. Символом его новой жизни.

Я не буду писать ничего развернутого о Фродо и Сэме – есть множество людей, которые сделали это за меня и сделали это гораздо лучше и нагляднее, например в великолепной рецензии Амор.

Выскажу лишь предположение, что в СЕЕ мы еще увидим одевающего кольцо Сэма. Обратите внимание на кадр, где Горбаг оборачивается и смотрит на камень, в сторону Сэма и ничего не видит. Потом камера показывает нам Горбага с перспективы Сэма. И видно, последний выглядывает из-за камня, что не заметить было весьма трудно.

И просто несколько голых впечатлений и эмоций.

Фродо в «Возвращении короля» — это тот Фродо, которого я принимаю безоговорочно. Если первые две части он, хоть и крайне симпатичный мне, в основном вызывал у меня желание приголубить и защитить его, если бы смогла, то здесь вызывает восхищение его сила. Он — больше не беззащитное существо, которое безответно пинают по поводу и без повода. Он умеет сам защищать себя. В состоянии карабкаться наверх, к Саммат Науру, когда Сэм уже давно свалился полутрупом. В состоянии защитить себя от Шелоб. И в драке с Голлумом.
За игрой актеров я в 90% случаев наблюдаю отстраненно. Быть может как-то сопереживая, но не растворяясь в них. А под конец третьего фильма я вдруг поняла, что я не только вижу Фродо в исполнении Вуда – я чувствую вместе с ним. Я переживаю вместе с ним. И когда он говорит о том, что он не помнит Шира, не помнит вкуса клубники со сливками, стоит нагой во тьме, что между ним и огненным колесом больше нету никакой занавеси – я жалею его. Не той жалостью, а-ля «Милый, давай я тебя приголублю, чтобы твои глаза больше не были такими перепуганными!» — а жалостью вперемешку с разделенной с ним болью. Ведь в его глазах больше нету страха, который и вызывал умиление/раздражение в первых двух частях — в них уже, вообще, ничего нету. А вот у зрителя возникает чувство дежа-вю — что эти слова я уже слышала – в прологе Смеагол говорил про то, что он забыл, как выглядит этот мир, он не осязает его, он забыл свое имя – чтобы в следующую минуту «сдать» себя Голлуму с прищуренными глазами.
И Фродо, который надеется вернуться в Шир, хотя в начале фильма грустно смотрел на Сэма, который разделил лембас, «чтобы хватило на обратную дорогу» — и зная, что его не будет. По-моему, в Мордоре, воспаленный мозг господина Бэггинса уже отказывается принимать тот факт, что обратного пути не будет – но потом слова Сэма, что обратного пути не будут. И безмолвное согласие. Как будто его сбросили вниз с облаков заветной мечты.

Личные заморочки и впечатления.

Были в фильме моменты, которые не вызвали у меня отторжения, но неприятно царапнули – Бильбо в конце (как-то невольно вспомнилась героиня Джулианы Мур в «Часах» в конце фильма и чьи-то слова о том, что киноиндустрия так и не научилась делать старческий грим) Не понравилась игра Шелоб с Фродо «Ку-ку-я-тут.. нет-ладно-я-тут-позади.. ну-ладно-ладно, я над-тобой».

В первый просмотр напрягла скомканность фильма, но это чувство, как ни странно, изчезло и даже не вспоминалось при следующих просмотрах. Я так и не поняла и все еще надеюсь на полноценное объяснение связи Арвен и Саурона (ибо везде читала какие-то отрывочные объяснения, которые не создавали для меня одного общего ответа), как ее угасание связанно с его возрастающей силой, что, впрочем, не является моей прямой претензией Джексону – ибо у этого человека мало что берется из воздуха – а вот мои познания приложений и секундарной литературы увы не так велики. Однако мне очень понравилась проведенная аналогия: «Арвен Вечерняя звезда угасает по мере распространения тьмы Саурона»

Это мелочи. Это мелочи по сравнению с тем, как захватывало у меня дух и стальными силками сдавливало горло, когда я видела прекрасную Эовин, подносящую кубок Арагорну в Эдорасе, ее любящий взгляд и прикасание к его рукам; Гэндальфа, в мареве скачущего на помощь отряду Фарамира, навстречу назгулам – под неземную музыку и вокал Бена Дель Маэстро; нечеловеческий взгляд Фарамира и «Поскольку Вы потеряли Боромира, я сделаю то, что могу на его месте!»; поющего Пиппина; Эовин и Мерри, кричащих «На смерть!!»; Теодена, бьющего мечом по копьям воинов; ураганную атаку рохиррим, но главное – когда камера летит сверху, со стороны Минас-Тирита, и мы видим рохирримскую конницу, которая облаком несется на войско орков; Обреченный взгляд Теодена, когда он видит летящего назгула; «Мое тело раздавлено. Отпусти меня, Эовин!»;
Слышала тему Шира, когда обессиленный Фродо взбирался наверх на Гору Судьбы и нереально жутким хриплым шепотом говорил Сэму про Шир.. (увы, не знаю, как эту его речь дублировали в российском варианте)
«Орлы! Орлы летят!»… фраза, полоснувшая ножом..
Леголаса, с отчаянным взглядом бросающегося на помощь Арагорну, пришпиленному» троллем к земле.
Слова Сэма: «Если бы я женился, то только на ней.. только на ней»..
Сцена, которую я после прочтения книги мечтала увидеть в фильме больше всего, не считая линии Фарамира и Эовин — встречу Фродо и Гэндальфа..
Эльфийская красота Леголаса при встрече друзей и коронации..
Выворачивающий душу взгляд Элронда в конце, когда он «отпускает» Арвен к Арагорну – за этот взгляд прощаешь ему все те сомнения, которыми он терзал себя и других…
И, конечно же, всю толпу, опустившуюся на колени перед хоббитами..

«Почему Джексон должен обязательно изобрести что-то новое. Дело не в том, что Джексон умудрился придумать что-то новое, а до какого совершенства доведена каждая сцена». (Jinx)

Существуют штампы.
Хотя Штампы – это ведь те моменты, которые делаются с единственной целью: вот, например, герой висит над пропастью и болтается там минуты три – без какой-либо видимой причины сцены, для единственной цели потрепать зрителю нервы.

Фродо болтался на скале, чтобы сделать это? Или все-таки он не знал, отправляться ли за кольцом или оставаться жить?

Чавкающий Денетор был сделан лишь для того, чтобы показать, какой же это злой, противный старикашка – или, присмотревшись к этой сцене, можно увидеть переживающего старикашку, который не чувствует вкуса своей еды и давится ею же в тот момент, когда в грудь его сына вонзаются стрелы?

Голлум-Терминатор? Давайте тогда уж сразу вспомним про агента Смита. И как Джексон посмел брать его в фильм. А на Голлума обратим немного побольше внимания – уж слава Богу, первый палец он не оттопырил – он до последнего спасал свое сокровище, поднимая его над лавой. Кстати, а вы заметили, что когда кольцо падает в лаву, вокруг видны брызги крови?

Некоторые воспринимают штампом уже просто-напросто тот кадр, который уже когда-то видели. Исходя из этой точки зрения, все фильмы этого мира – братья по штампам. Снимая столь масштабный фильм, невозможно не повториться.

А вообще, одно дело – увидеть эти, на личный взгляд человека , штампы и мило посмеяться над ними. Другое дело – презрительно опустить работу Джексона, как голливудскую (с пренебрежительным оттенком), тупую и «Гоблин сделает все лучше».

„Можно сколько угодно представлять себе образы и поведение героев, их реакцию на те или иные обстоятельства, но разве можно критиковать человека, проделавшего гигантскую работу, вложившего в нее свою душу, за то, что его представление о ВК не совпадает с твоим.» (Angel_Hebe)

Далее идут мои личные ощущения по поводу уважения к режиссеру.
Моя первая фраза Хатту после того, как закончился фильм и пошли титры, была: «Боже, какая адская работа!!!» Непосредственно после просмотра я не думала о том, чего я не смогла увидеть в фильме, что мое видение некоторых моментов не совпало с видением режиссера. Все, что я испытывала в первые минуты – это безграничную благодарность и преклонение перед работой режиссера. Потому что мое видение – это мои личные проблемы и заморочки!! Потому что Гэндальф хоть 10 раз может вмазать Денетору посохом по голове и другим частях тела – это еще не дает мне повода хаять адскую работу Джексона и его команды и не отдать должное его труду. И потому что я должна уважать эту работу, этот взгляд, отличный от моего – кто-то может не принимать этот мир, но уважать… И высказывать свое мнение, отталкиваясь именно от этого уважения. У Джексона были причины сделать так, а не иначе – будь то столь обсуждаемые законы кинематографа, жесткие временные рамки фильма. Или же, наконец, его взгляд на вещи, его взгляд на Толкина.
Кто-то сказал, что это неправильно? Кто-то сказал, что наш индивидуальный мир Толкина – это верное видение в последней инстанции? Вы уверены?
Мое понимание отдельных проблем и вещей останется со мной. Я посмотрела понимание другого. И приняла из него очень много.

Нет, фильм – это не книга Толкина. Это не педантичная Буква Толкина. Но это его дух. То, что захватывает тебя и погружает в этот мир. Вы хотите Букву – ее можно найти только в книге. Ибо Буква никогда еще не повторялась кинолентой.
Вы хотите мир Толкина? – он перед вами. Но нет, не для всех. Миры индивидуальны , и даже глупо спорить об этом. Лично мое Средиземье совпало с ПиДжеевским, без насилия и уговоров себя – и поэтому я считаю себя счастливым человеком (и абсолютно без снобизма и снисходительности свысока жалею людей, которые так хотели увидеть этот мир, но им повезло меньше).
Джексон толкнул мне дверь в Средиземье, далее он оживил и сделал для меня более близкими некоторых персонажей, которые не вызывали столько эмоций в книге. Он дал мне ощутить, как может выглядеть Средиземье. Он дал мне увидеть Минас-Тирит и Ривенделл, нереальную непосредственность Шира. Он дал мне прочувствовать Фарамира, Эовин, Бильбо, Теодена и Фродо… Он дал мне… так много.